– Дай мне паспорт. – Протянула руку, справляясь с дрожью. Дрожь была не эмоциональной – это слабость, которая давно сигнализирует об опасности, но не до того. Судьба решается. Всё, что есть использовать нужно. Нужно успеть, пока не рухнула навзничь.
– Что?
– Паспорт. Вот здесь у тебя. – Прижала ладонь к груди, понимая, что не хватает воздуха, даже моргает через силу, насмерть бьётся с собой и с природой. – Помнишь, я спрашивала?..
Ильдар не отреагировал. То есть, видела, как его губы шевелятся, но звука не было. Вдруг подумалось, что и сама не говорит ничего, а только пытается. Пытается, а звуки не получаются, не слетают с губ.
– Паспорт! – Вложила в голос больше сил, так много, что на себя не хватило: пошатнулась и пришлось за столик придержаться, чтобы не упасть.
Разозлилась на его ступор, оттолкнулась от столика и едва не упала, приближаясь, всё, что осталось, в это движение вкладывая. Повисла, за пиджак удерживаясь, его ладони оттолкнула. Дёрнула за полу с внутренним карманом и рывком достала документ, отдалённо отмечая, что Ильдар не сопротивляется. Перелистывала, переворачивала бесконечные страницы, перед глазами плывёт. Знаки сливаются в однородное пятно, буквы в ровную строку. Как до нужной страницы дошла, прояснилось. Число, месяц, год… ЗАГС какого-то района… Марта Самойлова. Жена!
Следующая страница и ровные буквы на ней, умещённые в яркую печать с фиолетовой тушью. Москвин… Москвин Амиль Ильдарович. Год рождения. ЗАГС того же района. Сын!
Так просто… ведь на поверхности всё. Не сразу поняла, что смеётся. Заливается истерическим смехом, давится им, слёзы из глаз, а внутри камень. Камень, который требует выхода! Как?.. Как?!..
Наверно это и прокричала. Не поняла. Сквозь смех не поняла. Слёзы рукавом растёрла по всему лицу. Вглядывалась в страницу снова и снова, пытаясь что-то разглядеть. Изо всех сил надеясь, что всё не так, что неправильно.
Только правильно! И мысли, которые как ярко горящая лампочка терзали мозг, не позволяя отключиться. Как только Адашев старший произнёс заветное слово «семья», они влезли в голову и до сих пор отказывались уходить, раствориться, исчезнуть. Платок! На её голове был платок! На голове Марты был платок! Вот, что смутило, что кошмарным сном являлось каждую ночь и что никак не могла распознать! Тут же слова Акмаля: «Не мусульманка!» – как обвинение, как приговор. «Русская!». «Голова не покрыта платком! Его жена не может так ходить. Его жена так себя не ведёт! Так не говорит, так не смотрит!». Объяснимая ненависть Марты: «Разлучница! Таких как ты забрасывали камнями… Ты позоришь весь женский род… Любовница!». «Твой ребёнок безродный!» – как припоминал Амиль. Уже тогда понять должна была. Понять, разобраться, почувствовать… Но ведь так хотелось быть счастливой, что от всего открещивалась! Себя продать готова, только бы быть счастливой… Только бы быть с ним.