Через несколько минут в туалете смывается вода.
Кран работает, как мне кажется, целую вечность.
Он, должно быть, чистит зубы или бреется, или, о боже, я хочу, чтобы он поторопился и уже вернулся сюда, чтобы я могла перестать ерзать, ходить, как тигр в клетке.
Дверь ванной комнаты открывается.
Один шаг, затем два, и Роуди стоит за дверью своей спальни; я слышу, как он колеблется. Раздумывает. Слышу, как его рука неподвижно лежит на дверной ручке. Три коротких удара костяшками пальцев по дереву заставляют мое сердце прыгать, как камень по озеру.
В дверной ручке потрескивает электричество, и я смотрю, как она медленно поворачивается.
— Да?
Почему он стучит? Это ведь его комната.
И почему я только что сказала «да», а не «заходи»?
— Входить безопасно?
— Безопасно. — Я позволила нервному смешку проскользнуть через мои губы, прижимая руку к животу, чтобы подавить его, когда он трепещет.
Большое тело Роуди проскальзывает сквозь щель в двери, как мышь, протискивающаяся сквозь дырку в стене, будто ему поручено защищать мою скромность.
Он стоит широкой спиной к двери, обводя взглядом мои свежевыбритые ноги, останавливаясь, чтобы рассмотреть пушистых белых барашков на моих шортах — если их можно так назвать. На самом деле, это практически нижнее белье, едва прикрывающее мою задницу, бледно-розовое, гребешок подола скользит по верхней части бедра.
— Почему ты так на меня смотришь?
Я уже знаю ответ, знаю, почему он прожигает во мне дыры. Почему осматривает мои волосы и каждый дюйм моего тела.
Этот большой, красивый мальчик мечтает обо мне.
Эта мысль согревает меня изнутри, ослабляя мою защиту, когда я опускаю руки, убираю их с груди, позволяя ему смотреть на себя.