— Могу я потрогать?
— Да.
Моя ладонь касается чуть ниже ее пупка, когда она смотрит, затаив дыхание. Я провожу рукой по выпуклости, туда-сюда, пальцы скользят по растущему внутри ребенку.
— Скажи что-нибудь, — шепчет она. – Пожалуйста.
— Не знаю, что и сказать. Я…
Взволнован.
Ошеломлен. Потрясен. Встревожен.
— Потерял дар речи.
— Понимаю. Я тоже. — Она кивает. — Ты ненавидишь меня?
— Нет. — Не знаю, как к этому подойти. — Но я думал, ты на контрацепции.
— Так и есть. Я была. — Она снова на грани слез. — Очевидно, это не сработало.
Очевидно.
— Что, черт возьми, мы будем делать? — Я чувствую себя таким идиотом, спрашивая, но, господи, мне двадцать два года, что, черт возьми, я знаю о воспитании ребенка? Мама до сих пор записывает меня на прием к врачу. Я все еще на гребаной медицинской страховке моих родителей, ради Бога.
Говоря о родителях…
— Ты рассказала отцу?
— Да.
— Что он сказал?
Анабелль смеется, хотя сейчас самое неподходящее время для смеха.