— А ты нет?

— К каждому, блть, столбу. Но я-то понятно, двинутый. А она шикарная.

— Ой дурак. — Ивона делает взмах рукой. — Ты ж сейчас мишень ходячая! Молодой, сексуальный, богатый, свободный! Я представляю, как на тебя смотрят.

— Свободным буду недолго.

— Не представляю, как Марину не загрызли местные девки за тебя.

— Ага, ее загрызешь. Там зубки ой-ей, палец отхватит, как нефиг делать. Тут случай был.

— Рассказывай.

— Марине, в марте еще, кажется, кто-то из местных про меня сказал что-то. Та вернулась из станицы, скандал закатила такой, что стекла гремели.

— Так а что сказали-то?

— Она на «Лексусе» была. Якобы какая-то Маша-Глаша забыла что-то в тачке и попросилась поискать на заднем сиденье. Марина ей посоветовала не путать сны с явью. И чаще оглядываться. Но по пути на трассе проверила заднее сиденье и какую-то тряпку нашла.

— Подкинули?

— Ага. Я этот «Лексус» купил, как Марину увидел. Не люблю эту марку, а Маринке нравится. Думал, поймет намек. По станице ни разу не ездил. Машина чисто для поездок в Ростов была.

— Ну ты даешь, — умиляется Ивона. — Такой славный. Машинку купил за пятнадцать лямов, чтобы намекнуть. А словами через рот слабо было?

Игнорирую.

— Марина взбалмошная, упрямая. Тут просто верить надо, что она выбрала такого, как я. Выбрала хутор. Либо не пытаться даже. А если начну сейчас дочку по лабораториям таскать, что это будет? Марина для меня... понимаешь...

— Твоя жизнь? — подсказывает Ивона тихо.

— Я ее никогда подобным не унижу. Да и чувствую, что Мирок моя. Как-то органично нам втроем. Обычно чужие дети раздражают, а Мирок с первой секунды нет.

— Потому что твоя.

— Обе мои.

— Твоя мама просто не понимает, как это для тебя важно. Эта девочка двадцатилетняя тебе больше тепла дает, чем все остальные за всю жизнь.