- Жизнью что ли?

- Почти,- усмехнувшись, Тимур уже серьёзно добавил,- семейным счастьем.

*****

Удивительно, но в этот раз дорога в поезде переносилось мной не так уж и сложно. Может быть дело в том, что я ехала ещё меньше суток и устать особо не успела, но скорее всего, мне было намного легче, потому что я наконец отделалась от этой мучительной неизвестности. Я точно знала куда еду и зачем. Не скажу, что одни только мысли о встрече с Тимуром не пугали меня,...но это был какой-то сладкий, поселивший в груди гулкую радость страх. Я боялась и вместе с тем жаждала того момента, когда сойду на станции в Москве, сразу же, возможно только забросив небольшую дорожную сумку Карине, поеду к Тимуру и...всё ему расскажу. Про ребёнка, про то, почему на самом деле уехала. И даже неважно как он отреагирует. Пускай разозлится, пускай прибьёт на месте или выставит вон, отказавшись от меня и не признав ребенка,...но я всё равно расскажу. Не могу больше держать всё в себе. Не могу, постоянно окутывать себя и всех вокруг нитями лжи, даже, если как мне кажется, это будет лучший выход. Нет. Нет, нет и ещё раз нет! Правда лучше. Какой бы страшной она ни была, но жить с правдой всё-таки легче, чем прятаться за стенами обмана, так в конечном итоге можно и замуровать себя.

Хотя поначалу мне казалось, что с соседкой мне повезло (со мной в купе была только одна старушка, постоянно либо пьющая чай, либо читающая какую-то книжку), но уже довольно скоро стало просто дико скучно. Интернет в поезде у меня не ловил, да и телефон был практически весь разряжен, а розетка на весь вагон одна. Книжек с собой у меня тоже не было, поэтому единственное развлечение, которое я нашла - это наблюдать за игрой в карты каких-то двух немного поддатых мужиков в соседнем купе. Надо сказать, что народу там скопилось уже немало (видимо не одна я маялась без дела). А уж, когда я во время остановки на станции в Уфе сгоняла себе за чаем, вернувшись, я даже не нашла свободного места. Пришлось пристроиться за спиной какого-то рослого мужика и смотреть за игрой вполглаза. Не знаю почему, но я больше болела за толстого, как-то глупо, даже по-детски улыбающегося, глядя в свои карты пожилого мужчину, чем за его соперника, на губах которого вечно играла какая-то издевательская усмешка. Но, несмотря на всю мою симпатию к толстячку, почему-то мне было совершенно очевидно, что он проиграет. И поэтому когда мужчина с обречённой и немного глупой улыбкой сложил карты, я совсем не удивилась, хотя немного даже расстроилась, рассерженно буркнув себе под нос: