— А то. По самое не хочу! Там уже приехали копы, скорая, и тебя унесли наверх, чтобы осмотреть. А Ханин, у которого кулаки так и чесались прикончить дегенерата, воспользовался случаем и окатил его из ведра. То-то смеху было! Мы с Иркой уже ехали вместе с тобой на скорой, а я сижу, хохочу, как ненормальная. Там врачиха даже подумала, что это у меня такая реакция на стресс, что я нахожусь в шоковом состоянии, хотя никакого шока у меня и в помине не было. Во-первых, ты была жива, и дело обошлось без всяких мерзостей типа изнасилования; во-вторых, пока тебя осматривали врачи, ты обмолвилась, что этот раненый на голову Селиванов пробрался к тебе через соседский балкон. А я-то, понимаешь, была уверена, что вся заварушка стряслась из-за меня! Ведь это я не закрыла дверь на ключ, когда мы с Иркой пошли в аптеку! Уф… Как гора с плеч, Каспраныч, ей-богу!

— Помнится, это я просила вас с Ирой не запирать дверь, — дожевывая последний кусочек беляша, проговорила Вероника. — Так что в любом случае вашей вины здесь быть не могло.

— Ой, вот только не заводи опять свою шарманку, что это ты все всем виновата! Когда ты так говоришь, мне хочется тебя стукнуть, а это довольно грешновато, учитывая, что у тебя и так сотрясение. Лучше скажи, что ты там решила насчет Ханина? Он, конечно, тот еще лжец и скотоложец, ведь Мальцева была настоящей скотиной — хорошо хоть свалила из школы, прости господи — но, как по мне, его уже можно и простить. Идиот Ханин тебя любит, это даже кореец заметил, хотя у него глаза поуже моих будут.

— Я как раз хотела тебе рассказать, — проговорила Вероника, вытаскивая из лоточка кулебяку с капустой, — что, кажется, вспомнила, о чем говорил Тимур, когда мы с ним столкнулись в коридоре в конце декабря. Зина, представляешь, все-все вспомнила! Щас, только прожую и расскажу…

— Это когда он приперся в школу в костюме, и у тебя из-за этого отказала память?

— Угу, — с набитым ртом промычала Вероника. — Божечки, как же вкусно-то…

— Так не мудрено, что ты вспомнила. У тебя же сотряс! Люди и не такое вспоминают… Кто-то даже начинает «вспоминать» то, чего не было!

Наконец прожевав, Вероника отхлебнула немного соку и сказала:

— Вот и я думаю. Может, это все мне просто приснилось, а тогда, в коридоре, Тимур говорил что-то совсем другое? А то я уже начинаю сомневаться в своей вменяемости, у меня ж и правда сотрясение. Кто знает, что мне могло почудиться…

— Так что именно он говорил-то?

— А, ну так вот… — Вероника пересказала подруге свой сон и выжидающе на нее уставилась. — Как думаешь, мог он сказать такое на самом деле?