Он всё же сбавил скорость, а потом и вовсе остановился, предварительно съехав на обочину. Я только сейчас заметила, что мы держим путь на Москву. Никто не собирался возвращаться. Мне бы радоваться, да не радовалось. Трясло, как ненормальную. От несправедливых обвинений; от того, что ночью так и не получилось поспать; что утром едва не поседела, пока выезжали из поселка. Конечно, кто ж меня просил. Сама виновата. Инициатива в который раз вздрючила инициатора, наказав по самое не балуйся.

Лёшка долго молчал, задумавшись о чем-то своем. Постепенно, жалящий взгляд начал стихать, дыхание выровнялось.

— Вот ты сейчас смотришь на меня своими глазищами и нихрена не понимаешь. Тяжело тебе, хочется парня рядом, чтобы постоянно, чтобы любовь-морковь. Звякнула по телефону — и он тут как тут. Романтика… — выдохнул дым и, откинувшись на подголовник, прикрыл глаза. — Только я не такой, Лад. Это у тебя всё ярко и можно сказать, впервые. Крышу сносит, мозги набекрень, секса хочется поминутно, да? — усмехнулся устало. — И я тебя понимаю, — очередная затяжка, протяжный выдох. — Только ты живешь этим именно сейчас, я же смотрю вперёд. Тебе пофиг, что будет завтра, мне — нет. Для меня мало провести с тобой три дня, рискуя потерять всё. Я хочу тебя на постоянной основе, чтобы не прятаться, не красться по ночам, — выбросил в окно остатки сигареты и повернулся ко мне. Я смахнула слёзы и опустила голову, будучи не в силах бороться с осуждающим взглядом. — Но всё не так просто и ты прекрасно знаешь почему. Ещё есть куча нюансов, о которых я не могу пока сказать. Эти нюансы и вынуждают меня держаться от тебя на расстоянии, и если я говорю «нельзя», «опасно», «потерпи», значит, так надо.

Мне даже нечего возразить. Сложно мне с ним. Очень. Во всех смыслах сложно. У нас разные взгляды на жизнь, разные подходы к проявлению чувств. В нем говорил опыт, умение контролировать себя, сдерживаться. Я так не могу. Он прав, я живу сегодняшним днем. С ним — да. С ним только так. Мне хотелось просто быть рядом, просто дышать им. Неизбалованная я и неэгоистичная. Нет, я, конечно, понимаю, что им двигало, вешая на меня подобные ярлыки. Правда. И у меня хватает ума не дуть губы, цепляясь к словам. Но всё равно больно. Обидно и больно.

Непроизвольно всхлипнула, не в силах справиться с эмоциями, и тут же оказалась неуклюже прижатой к мужскому плечу.

— Вот что мне с тобой делать? — скользнул губами по виску, вызывая ворох мурашек. Как провинившийся ребёнок, получивший наказание, тянется под конец за прощением и лаской, так и я потянулась к нему, уткнувшись заплаканным лицом в шею. Я не знала, что ему сказать. — Ладно, — вздохнул, рассеянно поглаживая мою спину, — рассказывай, давай, как докатилась до такой жизни.