— Проучить тебя, крыса. Чтобы с Егором больше не путалась!

— Я и не собираюсь с ним путаться! — Я попыталась уйти, но меня грубо схватили и снова оттолкнули к стене. Они были сильными и злыми. И знали, что останутся безнаказанными. Мать Малиновской — завуч в нашей школе. Ей все сходило с рук.

— Стой на месте, когда с тобой разговаривают! — ударила мне по плечу одна из девиц. Больно. Унизительно.

— Не смейте меня трогать, — процедила я сквозь зубы.

— И что ты нам сделаешь? Пожалуешься предкам? Или учителям? — их смех резал уши.

— Сами увидите, — процедила я сквозь зубы. — Только тронете, мой парень вас по стенке размажет. Как моль.

Они снова переглянулись и захохотали, как ненормальные. Знали, что я блефую — парня у меня не было. Боже, я даже не целовалась ни с кем, какой парень?

— Крыса, ты что, со стендапом выступаешь? Какой у тебя парень? Выдуманный, а?

— Реальный.

— А он что, боксер?

Снова издевательский хохот. Они упивались своей властью надо мной.

— Хуже, — ответила я, стараясь выглядеть смелой, хотя внутри все трепетало. — Он надерет вам ваши тощие задницы, если хоть пальцем меня тронете. Ясно?

— А ты мечтательница, Туманова, кто на тебя клюнет? Полный дебил? — раздался высокомерный голос Малиновской. Ее подружки почтительно расступились, и она вплотную подошла ко мне.

Тоненькая, эффектная, с копной каштановых волос — она производила впечатление милой, но на самом деле была настоящей оторвой. Лика никак не могла простить того, что Власов забыл ее и переключил внимание на новенькую. То есть, на меня. Почему-то ей и в голову не приходило, что это он ко мне пристает, а не я к нему.

— Слушай внимательно, крыса. Хотя какая ты крыса? Так, мышь. Ты меня конкретно выбесила. Егор — мой, — сказала Малиновская, жуя жвачку. И цепко схватила меня за подбородок. — Мой, поняла? А ты, уродка, решила, что можешь его забрать. Я такое не потреплю, ясно? У тебя два пути. Попросить прощения, или мы тебе темную устроим. За поступки нужно отвечать.

— Мне не сложно извиниться, — пожала я плечами. Малиновская отпустила мое лицо и холодно улыбнулась.

— Тогда встань на колени, Туманова. Оближи мне обувь. Тогда я буду считать, что ты извинилась. И больше не станешь засматриваться на моего мужчину.

«Мужчину» — это было произнесено так, будто они с Власовым были парой, прожившей лет десять. Я глянула на ее модные лоферы на толстой подошве и широко улыбнулась.

— Пошла к дьяволу, Малиновская. Лижи, что хочешь. Хоть обувь, хоть землю. Хоть руки своему Власову.

Это было смело и глупо.