Даже успокоить Есю не дали, чтобы она не захлебывалась в рыданиях.

Сердце сжимается, как в тисках. Никакая физическая боль не сравнится с этим моментом.

Я ничего не могла сделать. Абсолютно ничего…

Заламываю пальцы от собственной беспомощности. Вгрызаюсь зубами в ладонь, глуша таким образом крик, рвущийся из груди.

— Сама виновата! — зло бросает мне Зинаида Степановна. — Еще и психическая, правильно у тебя ребенка изъяли, правильно…

— Пошла вон отсюда, — резко перехожу на «ты», поднимаясь на ноги. Кидаюсь в ее сторону на каких-то инстинктах.

— Свят-свят-свят!.. — она быстро убегает в свою квартиру, оставляя меня наедине с моей болью.

На полу валяется какой-то приказ. Я поднимаю листок и пытаюсь вчитаться, но у меня перед глазами все плывет от слез.

Следующие мои дни превращаются в ад. Я бьюсь в закрытые двери.

Мне отказываются что-либо нормально объяснять. В каждом месте я выслушиваю тонну оскорблений в свой адрес. Ужасные слова, от которых хочется сжаться в комочек.

Я практически не сплю и совсем не ем все это время и из-за этого на очередном визите в опеку падаю в обморок.

Меня выставляют из здания под предлогом моего неадекватного состояния. Просто вышвыривают на улицу, так ничего и не объяснив.

Ноги сами приводят меня к стеклянной высотке в центре города. Я прихожу в себя только после вопроса охранника о цели моего визита.

Сама не заметила, как прошла пешком практически через весь город…

— Девушка, я еще раз повторяю, вы не можете просто так войти. На вас должны заказать пропуск. Назовите свою фамилию, чтобы я проверил в списке, — он хмурится, смотрит на меня как на бродяжку.

— Я п-подожду здесь. Можно? — показываю в сторону диванчиков.

Даже если я назову свою фамилию, он все равно меня не пропустит. Скажет, что просто однофамилица.

— Ладно уж, гнать не буду. Только тихо сиди.

Два часа я практически не двигаюсь. Замираю в одной позе, чтобы казаться незаметной, и смотрю в сторону лифтов.

Я дергаюсь, когда из одного из них выходит Антон.