– Эм-м…
Брови его нахмурились. Он посмотрел на три стодолларовые купюры, разбросанные по приборной панели. Он их не взял. Его руки слишком сильно дрожали по дороге сюда. Они все еще сжимали руль. На десять и два часа, словно бойскаут, даже после того, как припарковался.
Я полезла за деньгами в карман джинсов. Моя рука коснулась записки, которую Нэш дал мне в столовой, прежде чем я вспомнила, что он положил деньги в карман пиджака. Я вынула записку и достала сотенные из внутреннего кармана.
Размахивая купюрами, я изобразила на лице самое невинное выражение, какое только могла.
– Я отдам тебе их в любом случае, но он велел тебе делать все, что я скажу. Пожалуйста?
На обратном пути я включила в машине свет и прочитала записку, сведя плечи, чтобы скрыть ее собственным телом.
«Если задуматься, концепция фотографии чертовски крышесносна. Момент во времени. Запечатленный. Сохраненный. Навсегда. Я не должен был рвать твою фотку с Ридом.
Нэш».
Извинения в версии Нэша.
Я выключила свет, сложила записку как могла аккуратно и выглянула в окно на небо.
Неплохо, беззвездная ночь, неплохо.
Глава 38 Нэш
Глава 38
Я пребывал в состоянии постоянного раздражения, которое любой мудак с мозгами диагностировал бы как «синие шары», потому что я не мог трахнуть двух женщин, которых хотел трахнуть. Одна из них была безликим ником, а другая сводила меня с ума, и я не совсем понимал, почему хочу ее.
Я просто знал, что хочу.
Признаться, это было все равно что протянуть руку собаке и попросить ее укусить меня. Настоящей собаке, как бельгийский малинуа или ротвейлер, но не Роско. У Роско, вероятно, зубы вывалятся, если он попытается укусить меня, и тогда он станет лысым и беззубым.
В отличие от тупых придурков, которым нравились укусы, в мои мазохистские наклонности не входила физическая боль.
А мне, мать его, было