Глаза у меня сами собою устремились на дверь. Я сглотнула, чувствуя себя крайне неуютно. За все те долгие годы, что я знала Джеймса, я еще ни разу не оставалась один на один с его отцом. До нынешнего вечера мы с Эдгаром ни разу толком и не разговаривали.

– Иди, иди сюда, присаживайся, – похлопал он ладонью по соседнему креслу.

Я села и храбро глотнула еще немного огненного зелья из своего стакана. «Последний раз», – пообещала я себе.

– Ты мне нравишься, Эйми. Всегда нравилась. И родители твои – тоже очень славные люди.

У меня удивленно вскинулись брови.

– Ты очень подходишь Джеймсу. Ему нужна именно такая девушка, как ты. – Эдгар улыбнулся, но тут же в глазах его разлилась грусть. – Томас у нас слишком уж похож на свою мать. В нем сидит такая не знающая покоя целеустремленность, что граничит с безжалостностью, бессердечием. Томас уверен, что в одиночку совладает со всем миром. Но вот Джеймс… – Эдгар задумчиво покивал. – Джеймс напоминает мне моего младшего брата. Он одухотворенный. Мечтатель…

– Я никогда не стану препятствовать его мечтам. И ни за что не стану заставлять его быть тем, кем он не… – горячо сказала я и запнулась, вспомнив, с кем разговариваю – с человеком, что как раз и не давал Джеймсу следовать тем жизненным курсом, который был для него близок. Неловко кашлянув, я уставилась в свой стакан.

– К такому-то совету мне прислушаться бы с десяток-другой лет назад. Боюсь, теперь… – Голос его затих, взгляд стал блуждающим.

Я нахмурилась, настороженная такой его откровенностью. Может, она вызвана у Эдгара действием лекарств? Это вполне могло объяснить столь внезапные признания. Но потом мне все стало понятно. И этот рассеянный, обращенный в себя взгляд, и смиренное приятие своего разбитого состояния. И смягчение сурового нрава, приходящее порой к преклонным летам, когда с запоздалым раскаянием человек размышляет о прожитой жизни.

Он был совершенно один. В том мире, что Джеймс, как только теперь начала я сознавать, всегда скрывал от меня, Эдгар Донато оказался одиноким и для всех чужим.

Когда молчание затянулось, я осторожно спросила:

– Чего вы боитесь, мистер Донато?

– А? – вскинул он голову. – Нет, ничего.

Покашляв в кулак, Эдгар прочистил горло. Однако приступ лишь усилился, кашель стал резче и раскатистее.

Я поспешила к барному шкафчику, налила ему стакан воды. Пока Эдгар приходил в себя, я оглядела комнату, остановившись взглядом на заключенный в рамку фамильный крест Донато, размещенный на противоположной стене.

– Я помню, как Джеймс принес этот крест в школу в тот день, когда надо было рассказать что-то интересное о семье, – сказала я, чтобы как-то поддержать беседу. – Это было так давно! Он все рассказал мне об этом гербовом орле.