Оливия сидела рядом со мной в своей машине, и мы, наконец, позвонили Джеймсону. Оливия прижалась ухом к другой стороне телефона и невинно улыбнулась мне, когда я нахмурилась. Вздохнув, я включила громкую связь. Я переложила телефон в другую руку пытаясь стабилизировать тряску. Я превратилась в полное куриное дерьмо.

— Я их не игнорировала, — ответила я, когда Джеймсон снова позвал меня по имени.

— Ты не ответила, Люси.

— Больше нечего было сказать.

— Ты не права. Нам еще есть что сказать. Я скучаю по тебе.

Я взглянул на Олив.

— Ну да. Теперь нам есть что сказать. Поэтому я позвонила тебе.

— Ты тоже по мне скучала, — сказал он своим шелковистым, соблазнительным тоном.

Я промолчала и прислушалась к своему сердцу всего секунду… и поняла, что оно не дрожит, когда слышит тот знакомый голос, который ему так нравился. Это было неправильно, не было того дразнящего тона, который предпочитал мое сердце в эти дни.

— Извини, Джеймсон, но я звоню не по этой причине. Я— я— я… я перезвоню тебе.

Я закончилаа разговор и откинула голову на подголовник.

— Что ты делаешь? — спросила Оливия.

Я включила радио, думая, что, может быть, какая— нибудь музыка поможет мне успокоиться.

Олив выключил его.

— В чем дело?

— Я должна сказать ему? Я имею ввиду сейчас? Должна ли я сказать ему сейчас? Мы собираемся войти в кабинет врача. Мы не можем позвонить ему после того, как получим результаты?

Каким— то образом Олив была намного спокойнее меня. Обычно было наоборот.

Она схватила мою руку и сжала ее.

— Дыши, Люси.

Я сделала глубокий вдох.