Горло сжимается, и мне становится трудно выдавливать из себя слова. Обычно я проглатывал это ощущение и дышал, пока все не проходило. Но сейчас, впервые за долгое время, несмотря на то, что мои эмоции вырываются наружу комом гнева и тревоги, я не борюсь с ними.

– Я все равно решил открыться миру, – продолжаю я, слова выбиваются из контекста. – Это не противоречит условиям нашего контракта. Для меня было очень важно, что я больше не должен лгать о себе. Я хочу быть самим собой. Я хочу, чтобы мне разрешили встречаться с парнями, не скрывая наши отношения. А потом… Я… Начал… И они отключили мой микрофон.

Гнев исчезает с лица мамы. Папа кивает, но это жесткий кивок, суровый.

Наконец, слезы наворачиваются на глаза. И я не пытаюсь бороться с ними.

Впервые за очень долгое время я просто позволяю им бежать по лицу.

– Они выключили мой микрофон, – беспомощно повторяю я.

Мама поднимается на ноги и обхватывает меня руками. Я прижимаюсь к ее груди, и все вокруг кажется горячим и влажным. Слезы текут сильнее, и я рыдаю, когда она проводит ладонью по моей спине.

По крайней мере, мама перестала кричать на меня. Это был не последний раз, но хотя бы в этот момент мне не придется иметь дело с ее яростью в дополнение ко всему остальному. Сейчас я приму и это.

– Все будет хорошо, – бормочет она.

Не знаю, как ей поверить. Но я пытаюсь.

На следующий день мама Джона назначает всем нам встречу в квартире своей сестры в Ориндже.

Когда мы с мамой приезжаем, Зак со своей матерью Лорой уже там. Папа хотел пойти с нами, но ему нужно было работать, поэтому мама убедила его, что расскажет ему обо всем, когда вернется домой.

Я бросаюсь к Заку, как только мы выходим из частного лифта в коридор, примыкающий к жилой зоне. Мы обнимаемся, пока наши матери приветствуют друг друга, пусть и достаточно отстраненно. Они, конечно же, знают друг друга: женщины познакомились во время нашего выступления в лагере Hollow Rock много лет назад и с тех пор сидели вместе на многочисленных концертах и мероприятиях. Я подозреваю, что Лора не самая большая поклонница моей мамы. Подозреваю, что это связано с не совсем лестными высказываниями Зака о ней.

Миссис Брекстон – миниатюрная женщина, ниже Джона ростом, с ореолом темно-каштановых вьющихся волос и улыбкой, которая обычно лучезарна, но сегодня в ней чувствуется усталость и напряжение. Вчера вечером Джон написал нам и сказал, что к тому времени, как мы приземлились в Лос-Анджелесе, она уже собрала их вещи, чтобы остаться здесь на некоторое время. Сомневаюсь, что кому-то из них удалось выспаться этой ночью.