Светлый фон

Как бы он ни был зол, держал меня тем не менее аккуратно, даже нежно. — Я прилетаю раньше, тебя дома нет, мне звонит Ромыч и говорит, что ты тут! Почему, блядь, ты не сказала? Какого фига вообще поперлась на игру?

Вот Ромка — предатель… сдал меня Егору. И на чьей, спрашивается, он стороне?!

— Кэп, ты чего? — озадачился Потапчик, не совсем понимая, почему их капитан так разбушевался.

— Она беременна, придурки! Какой ей нахер Энкаунтер?!

Пока мужики расплывались в улыбках и поздравляли нас, я высвободилась из рук Егора и, отвернувшись, давилась злыми слезами.

— Что ты творишь, сумасшедшая женщина? — снова рявкнул он, разворачивая меня к себе.

И тут меня понесло! Наплевав на окружающих (ладно уж, чего игроки Энки еще из нашей личной жизни не знают?), я кричала Егору, что он не думает обо мне, а только о ребенке, что я устала быть хрустальным яичком, обложенным ватой, что я превращаюсь в кого-то другого — и эта другая «я» и ее жизнь мне не нравятся…

В финале своей тирады я снова разрыдалась. Егор с бледным перекошенным лицом пытался меня в чем-то убедить, но я его не слышала. Горестно подвывая, машинально положила руки на живот, и тут…

— Вика! — перепугался Егор. — Что случилось? Болит? Скорую?

Я молчала. Я сейчас вся была внутри себя — еще и еще раз пыталась поймать то, что только что ощутила. Шевеление ребенка. Как плеск маленькой рыбки. Врач говорила: когда это произойдет, я ни с чем не спутаю. Так и есть. Внутри меня человек. Меня накрыло такой мощной волной осознания, что из глаз снова брызнули слезы, но это были другие слезы. Не злые, а освобождающие.

У нас будет ребенок. Настоящий. Человек, который получился из меня и Егора. Мальчик или девочка со светлыми волосами. Конечно, с упрямым характером — с такими родителями по-другому никак. Да, наша жизнь круто поменяется, но, может, это того стоит?

Я вцепилась в Егора и обняла его сильно-сильно, отчего он, кажется, совсем сошел с ума от страха, не понимая, что со мной происходит.

— Малыш первый раз шевельнулся, — шепнула ему я.

И суровое лицо Егора вдруг просияло робкой неуверенной улыбкой. Широкая ладонь осторожно легла на мой живот.

— А можно, я?

— Ты пока не почувствуешь, — тихо объяснила я. — Позже, когда он еще подрастет…

— Понял…

— Егор, я не буду больше играть до родов. Прости. Я не права была.

— Прости, что я так на тебя давил. Я просто очень за вас боюсь…

Мы стояли обнявшись и перешептывались, и даже не заметили, как к нам подошел Ник. Он предупредительно покашлял: