— Да знал, Лина, — рявкнул он внезапно, не сдержав собственный, совершенно неуместный сейчас порыв.

— Зачем, Женя, — уже спокойнее произнесла женщина.

— Зачем? — удивился мужчина. — Лина, приди в себя! Егору было семнадцать лет, Ксюша эта — вертихвостка, чтоб ее, была его учительницей. Учительницей, мать вашу!

— И что? — словно не понимая, словно бы они говорили на совершенно разных языках, произнесла женщина.

— И что? — возмутился мужчина. — Это все, что ты можешь сказать? И что?

— Да, Женя, и что? Что такого страшного случилось, что ты, не моргнув глазом чуть не отправил на тот свет нашего единственного ребенка, Женя! — Ангелина Аркадьевна сорвалась на крик.

— Я пытался его защитить, и сейчас пытаюсь, — он старался говорить ровно, настолько, насколько это вообще было возможно в сложившейся ситуации.

— Защитить? Мне кажется, ты неверно понимаешь смысл этого слова.

— Лина, да очнись же ты! Это мой сын, единственный сын, я хочу, чтобы у него в этой жизни было все, абсолютно все, что он только пожелает, женщина с ребенком, школьная, блин, учительница, ты правда считаешь, что у нее к нему светлые чувства? К сопливому мальчишке? Да, я ей угрожал, потом пытался воззвать к совести, как видишь не сработало. Егор же совсем тронулся, в долги из-за нее влез, с учебой непонятно что, — он махнул рукой и подошел к окну.