Он же не знал тогда, что спустя два месяца, Белый психанет вновь и решит вернуться на родину, а я, не будь дураком, тотчас же собрал чемоданы, позвонил деду, чтоб на месте с универом решил, взял все необходимые справки в местном универе, которые, впрочем, здесь никому не упали, потому что дед все решил меньше, чем за пару дней, и, широко улыбаясь, оповестил родителей о возвращении.

Радости отца не было предела, до сих пор нарадоваться возвращению сына не может. Дед говорит, у бати глаз дергаться начал, но это ничего, это нормализуется. Главное, я дома. И, черт возьми, я все-таки рад оказаться в родной дыре. Ладно, не совсем дыре. Вообще не дыре. В общем я рад.

— Даже не обнимешь? — улыбаюсь матери, она-то, несмотря ни на что, отходит быстро.

— Обниму, конечно, — мама улыбается в ответ, обнимает меня, качая головой и сетуя, какой я все-таки дурак.

— Хоть бы поинтересовалась моим полетом и самочувствием, — смеюсь, пока мать возмущается моим поспешным решением и ребяческим поведением.

— А чего им интересоваться, когда ты здесь и сияешь, как хорошо начищенный самовар, — справедливо замечает мать, входя в дом.

Плетусь за ней со своим большим чемоданом.

— Отца нет? — спрашиваю, осмотревшись в гостиной. В доме тихо, только со стороны кухни доносится голос Тамары Васильевны — нашей местной Фрекен Бок, отчитывающей Ольку, помощницу свою. Мне порой даже жаль девчонку, ни дня без нагоняя у нее не проходит.

— Дома, — отвечает мать, и вздыхает тяжело, — в кабинете с утра сидит, идиот упрямый, — в выражениях маман никогда не стесняется, что на уме – то и на языке, отец привык, слегка поседел за годы супружеской жизни, но привык.

— Ясно, — пожимаю плечами, — я в душ быстро и спущусь.

Поднимаюсь на второй этаж, туда, где расположены спальни и кабинет отца. Отца, ожидаемо, по пути не встречаю, видно сидит себе, дзен познает, перед встречей с любимым сыном. Ну пусть познает.

Мне в общем-то фиолетово, что он по этому поводу думает, пусть хоть бесконечно дуется, я своих решений не меняю. Раз уж вернулись домой, здесь значит и останемся.

Душ я принимаю быстро и, облачившись в чистую домашнюю одежду, спускаюсь вниз. Отца все также не наблюдаю. В кухне только суетящаяся Олечка, пугающая Тамара Васильевна и мама. Две последние о чем-то мило беседуют, но замолкают сразу, как только в кухне появляюсь я.

— Кормить-то будете? — усмехаюсь, осматривая трех женщин.

Олечка краснеет густо, смешная она все-таки. Откуда-то из глубинки к нам приехала, то ли троюродная, то ли еще какая, племянница Тамары Васильевны, седьмая вода ни киселе, в общем. Хорошая девчонка, пугливая, правда, нелюдимая и молчит все время, только на вопросы коротко отвечает.