Женщина с идеально уложенными светлыми волосами отрегулировала высоту стойки микрофона и открыла маленькую стеклянную бутылку, чтобы налить себе в стакан минеральной воды. Она не торопясь разложила бумаги на высоком черном столе. Позади меня еще раздавался грохот двигающихся стульев – гости занимали свои места. Я окинула взглядом помещение и тихонько улыбнулась, когда за длинным столом для жюри увидела девушку, благодаря которой я оказалась здесь, – Мелину. Я думала, что она будет участвовать, а не сидеть в жюри. Меня охватило необычайное волнение при мысли, что она увидит мой фильм одной из первых. Мне казалось, что это правильно.

Блондинка снова подняла глаза, и толпа замолчала, как будто по команде.

– Добро пожаловать, – сказала она в микрофон, и мое сердце забилось так громко, что мне показалось, что за его стуком слова женщины разобрать было невозможно.

Смотреть мой фильм оказалось непросто. Я знала, что моим друзьям и маме будет нелегко. Но я не ожидала, что совершенно незнакомые люди почувствуют то же самое. Мужчина слева от меня поднес руку ко рту и завороженно уставился на экран. Слава богу, он не отражал никакого света, так как жалюзи на окнах были опущены. Мне хотелось обернуться, чтобы увидеть реакцию гостей. Но это выглядело бы более чем странно. Так что я сделала так же, как Кристин, когда шла демонстрация ее проекта, – просто смотрела вперед. Смотрела, как разворачивается моя история в виде движущихся картинок для всех присутствующих и тех, кто следил за прямой трансляцией. Вот та вечеринка. Ее я представила с помощью реальных фотографий с мобильного телефона. Вот ночь и я, сидящая в своей комнате и рассказывающая свою историю – как все произошло на самом деле. Не так, как рассказали ее всем Александр, Мона, Алесса и все остальные. Как они почти заставили меня поверить в нее.

Я даже использовала те самые фотографии, только выбрала менее откровенные. Это не значило, что они не имеют значения, просто я хотела рассказать свою историю во всех ее аспектах. Я думала, что это будет для меня самым трудным. Но в тот момент, когда мои фотографии стали частью арт-проекта, в котором я смогла сделать их своими и использовать для чего-то положительного, что принесло бы пользу мне, – и только мне – они перестали отбрасывать черную тень на мою жизнь. Я подавила смех, когда услышала за спиной: «Да, детка».

На экране шла запись, сделанная Ноем. Та, где я работаю с боксерской грушей и выпускаю весь свой гнев наружу. Краем глаза я заметила улыбку человека, сидящего рядом со мной, когда на экране появилась сцена, где я хожу по университетским туалетам, заклеивая всю ту сексистскую чушь, нацарапанную в кабинках и на стенах, закрашивая цитаты, в которых одни женщины оскорбляли других. Картинки все быстрее и быстрее сменяли друг друга, голоса, которые я записывала и редактировала разными способами, произносили одно оскорбление за другим, сливались друг с другом, превращаясь в нечто дикое, бессмысленное и изматывающе жестокое. Наконец, голоса смолкли. Повисла оглушительная тишина. Картинка остановилась. Я не знала, какой продолжительности сделать здесь паузу, но мне показалось, что получилось как раз оптимально. Было так тихо, что можно услышать шелест бумаг в соседнем помещении.