Находим их в кухне. Оборачиваются на наши шаги и шелест пакетов.

– О, неужели. Мы уже четвертый раз чайник кипятим.

Инка не выглядит грустной и расстроенной.

– Как дела? – неуверенно спрашиваю.

Хотя сомневаюсь, что Инка скажет, если что-то пошло не так в разговоре. Но спросить – мой священный долг.

– Дан, – Миша кивает на выход из кухни, – пойдем, разговор есть.

Я готова расцеловать Потапова за то, что дал нам возможность остаться с Инкой. Только мужчины скрываются из вида, поворачиваюсь к подруге.

– Ну?

Она вспыхивает ярче лампочки.

– Все хорошо?

Активно кивает. Даже становится боязно, что у неё такими темпами сейчас голова оторваться может.

– Он обрадовался, – шепчет, как будто не до конца верит, что все это происходит с ними.

Не могу сдержать улыбки. Стискиваю её в объятиях.

– Ну вот, видишь, а ты уже накрутила себя с такой силой, что готова была поверить в самое худшее.

– Он сказал, что черт с ней с этой фирмой. Денег хватит на всех и без этого.

– То есть вы останетесь и никуда не поедете?

Инка угукает.

– Я до сих пор не верю, – прикрывает рот ладошками и радостно пищит.

Хмыкаю. Вспоминаю, как я сообщала ей о своей беременности и о разводе с Потаповым. Инка в тот момент готова была схватить копье, которое висит на стене в её квартире лет десять как, и идти на мамонта. Точнее, на медведя.

Я тогда её с большим трудом отговорила. Сказала, что Потапов вправе выбирать свой путь и я не намерена тормозить его ребенком.