Илья шёл на поправку, но требовалась ещё не одна операция по пересадке кожи. Я даже не могла представить, как ему было больно. Меня просто замораживало в такие моменты и я переставала чувствовать себя живой, желая лишь, чтобы сын поправился.

Илья играл с бабушкой, забыв о плохом происшествии. Дети быстро забывают и готовы снова безответно быть ласковыми.

Потом Стас утянул меня за собой и вывел из больницы. В палате остался Владимир с сынишкой и моя мама.

— Не хочу говорить в этих стенах, — пояснил Стас, заводя меня в кафе неподалёку.

Мы сделали заказ, и только после этого Стас сжал мои руки своими.

— Рассказывай, мелкая. Только правду. Или я её из этого мажора выбью. Но боюсь, что после этого тебе придётся дежурить не только возле постели сына, но и возле постели его ебанутого папаши.

— С чего ты взял? — усмехнулась я, осторожно освобождая руку и переключаясь на горячий чай с молоком.

— Мне можешь не врать. Я тебя насквозь вижу. Ты была жизнерадостной и яркой, а сейчас опять превратилась в тень, как после похорон.

— Думаешь, я смогу быть радостной, когда сынишке предстоит долгое и болезненное восстановление?

— Да. Но не только поэтому. Просто рядом опять появился упырь, высасывающий из тебя всю радость. Как этот, блядь, дементор из Гарри Поттера.

Я рассмеялась.

— Перестань. Ты преувеличиваешь. Ты же в курсе, как всё не просто у нас с Володей было тогда. Сейчас стало не легче. Только и всего…

Стас мрачно кивнул.

— Я заметил обручалку у него. Женился?

— Женился, — согласилась я. — Имела честь разговаривать с его женой.

— Даже так?

— Да. Я звонила Володе сразу после того, как с Илюшей случилась беда. Нарвалась на его милую жёнушку, обозвавшую меня шалавой и пославшую куда подальше.

— Хорошая парочка! — усмехнулся Стас. — Вот пусть и ебут друг другу мозги. И что дальше? Он разосрался со своей милой и винит в этом тебя?

— Нет. Она ему не сказала ничего. Володя сам приехал, чтобы проведать меня и сына. Ноябрь же, годовщина. Нахлынуло всё. Ну и вот…

— Ясно. Нахлынуло, блядь. По его озабоченной роже я понял, что с него тогда и не схлынуло ни хрена.