С годами всё больше замечал, как меняются его вкусы. Тянуло на уют, тепло и основательность. Женская худоба сначала перестала казаться стройностью, а потом и вовсе стала вызывать недоумение. Теперь взгляд с невольным любованием цеплялся за женственную плавность сочных форм.

Может, тот самый бес в ребро? Ну что ж, его этот «бес» очень даже устраивал, тем более что Маринка, словно считывая его обновлённые предпочтения, умудрялась соответствовать. Она вообще как-то изменилась в последнее время — не потеряв своей вечной взбалмошности, стала, тем не менее, спокойнее и мягче. Теплее. Уютнее. И не было картины прекрасней, чем три его девочки — белокурые копии друг друга, встречающие его вечером с работы или охмуряющие своими будто под копирку хлопающими ресничками. У них даже улыбки у всех троих были одинаковые.

Поднял взгляд на Маринкино лицо… и словно на замедленной съёмке увидел, как она зажимает рот ладонью, а распахнутые глазищи наполняются слезами. Тревожно ёкнуло сердце.

— Марин? Что случилось?

Но она словно не слышала — пялилась в телефон, а по щекам уже во всю катились капли.

Мигом оказался рядом, подцепив подбородок пальцами, заглянул в глаза:

— Марина, что?!

В ответ она лишь протянула ему телефон. Схватил его, непонимающе побежал взглядом по какому-то тексту.

— Что это, ты можешь нормально сказать?

— Читай.

— Чёрт, Марин, тут так мелко…

И замер. Потому что шапка документа гласила, что это результат теста на отцовство. С раздражённым выдохом опустил телефон. Ну что за… Ну просил же её не делать этого! Даже не думать об этом! И вообще никогда не заморачиваться! Ну любил же девчонок больше жизни и даже мысли никогда не допускал, что не его они дочки… Ну что за несносная женщина? Ну зачем всё портить? Причем — самой же себе!

— Марин… — потянул её на себя, в бесполезной попытке успокоить. — Вот поэтому я и не хотел. Мне всё равно, понимаешь? А вот ты теперь загонишься!

— Читай!

Данила зло фыркнул и побежал по строчкам дальше.

— …В смысле, вероятность отцовства девяносто девять и девять процента? — Рука вдруг дрогнула и безвольно разогнулась. А в голове — словно вата какая-то. Словно молодой бражки накатил, и она весело ударила по мозгам. — Я что-то не понял… Чьего отцовства?

— Да читай уже, дурень!

Но нужды в этом не было. Теперь-то он видел, что её шок и слёзы — это радость.

Закусил губу, чувствуя, как безудержным шквалом накатывает что-то такое огромное… Заметался по комнате, замер у окна… пряча слёзы. Нет, ему и правда было не главное, кто их биологический отец… Но не всё равно! Нее-е-т, далеко не всё равно!