Хавейю свел с ума не ислам. Ее галлюцинации носили религиозный характер, но было бы нечестно винить в них ислам. Она обратилась к Корану за успокоением разума, но причина ее внутреннего смятения была физиологической. Мне кажется, это все же было как-то связано с безграничностью Голландии; Хавейя раньше говорила, что чувствует себя тут так, будто живет в комнате без стен. Как-то раз сестра сказала мне: «Я привыкла драться с каждым за любую малость, а тут вдруг бороться стало не за что». В Европе Хавейя не смогла вынести отсутствия правил и руководства.

Сестра прятала таблетки. У нее начались галлюцинации и бред. Она считала себя проклятой. Как-то раз поздним вечером она взяла такси из Неймегена до Эде, чтобы повидаться с Хасной, сомалийской беженкой, которая там жила. Хасна заплатила таксисту и уложила ее спать, но на следующее утро Хавейя взяла маленькую дочку Хасны на руки и отказывалась положить ее. Она пыталась кормить ребенка грудью; стала считать себя Девой Марией, матерью Иисуса. Хасна позвонила в полицию: иного выхода не было. Полицейские осторожно забрали ребенка и отвезли Хавейю в больницу.

Ее поместили в палату, обитую войлоком, где все было серым и мягким и почти не было света. Некоторое время мне не позволяли видеться с ней. Ее опять стали лечить. Хавейя пришла в себя благодаря лекарствам, но у них оказались побочные эффекты. Она стала дергаться во время ходьбы и активно размахивать руками. Ей продолжали давать таблетки, тогда она стала вялой и вновь погрузилась в депрессию.

Хавейя пролежала в больнице полгода. Я постоянно навещала ее. Как-то раз я застала у нее посетителя – Яссина Муссу Бокора, младшего брата того самого Бокора, который возглавлял в убежище Эде совет старейшин. Этот человек, принц клана Осман Махмуд, вежливо меня поприветствовал. Он пришел справиться о здоровье Хавейи от имени моего отца и всего клана: новости о случившемся дошли и до них.

Через несколько недель в моей квартире раздался телефонный звонок. Трубку снял Марко. Он повернулся ко мне, и я увидела, что у него в глаза стоят слезы. Он сказал: «Айаан, это особый звонок». Я взяла трубку и услышала знакомый мне с детства голос отца.

Я закричала: «Абех! Ты простил меня!» Я даже уронила телефонную трубку. Я кричала, прыгала, даже немного потанцевала по гостиной, прежде чем снова взять трубку.

Отец сообщил мне, что Яссин Мусса Бокор рассказал ему, как я присматриваю за сестрой. Он сказал отцу, что любой мужчина должен гордиться таким ребенком. В этой стране, столь серой, облачной и угнетающей, живет такая исполнительная, трудолюбивая и усердная в учении юная сомалийка. Принц вежливо порекомендовал отцу простить меня.