Он.

Мужчина, вышагивающий передо мной с опущенной головой, в одних трусах-боксерах, демонстрирующих его выпуклость.

Я уже сбилась со счета, сколько раз слово «блять» слетало с его уст.

Я не знаю, что сказать.

Не знаю, что делать.

— Как, блять, я мог это сделать? — продолжает он.

Мое сердце бьется о грудную клетку, так же, как и я, стремясь выбраться из этой ситуации.

Я дура.

Просто полная дура.

Я натягиваю простыню до подбородка, а он проводит рукой по своим густым волосам, подергивая их за корни, так же, как я делала прошлой ночью, когда он опустился на меня. Он не знает, что я не сплю и слышу его, но это не делает боль менее сильной.

Его голова поднимается, когда я вскакиваю с кровати и начинаю искать свою одежду. Простыня падает с моего тела одновременно с тем, как я судорожно натягиваю платье через голову.

Я должна выбраться отсюда.

Наши глаза встречаются, когда я натягиваю трусики на ноги. Извинения и терзания выплескиваются через его стиснутую челюсть. Слезы подступают, предупреждая меня отвернуться, чтобы он не видел моего унижения, но я не могу. Я смотрю и молча умоляю его изменить исход этого утра. Наш пристальный взгляд обрывается звуком моего имени, шепотом, сорвавшимся с его свободных губ.

Я выбегаю из спальни, хватаю свою сумочку, которую я в пьяном виде перекинула через край дивана, и бросаюсь к входной двери, даже не потрудившись поискать свои каблуки.

Я не хочу оглядываться, но я слышу его. Нет, я чувствую его позади себя.

— Уиллоу, пожалуйста, — умоляет он меня напряженным голосом, пока я сражаюсь с замком.

Я ударяю по нему кулаком. Когда они начали делать эти вещи такими чертовски сложными?