— Ура, ура, — спустилась я следом за подругой. А ведь и правда осознание, что учёба закончена наполняло душу ощущением свободы и радости.
— Может, плюнешь на всё и тоже… отдохнуть? — обернулась в коридоре Лерка. — Айда со мной к морю на пару неделек?
— Изыди, — рыкнула я беззлобно. — Не трави души.
На фиг мне её море. Я бы рванула к родителям в свой Задроченск. Целыми днями спать, отъедаться, книжки читать. И чтоб никого ни слышать, ни видеть. Сидеть в одиночестве. В тишине. Закостенелый интроверт я. Как же, правда, было бы здорово вот прямо сейчас в аэропорт и…
— Ох, ты ж, бля-я-я, — остановилась как вкопанная Лерка, не дав домечтать. Округлив глаза, она косила ими за спину, подавая красноречивый сигнал куда смотреть.
Мы как раз вывернули в большой холл, где алела табличкой дверь кабинета ректора «Ю.М. Резник». И лично сам Юлий Моисеевич, в простонародье «Конь» в честь коня из мультфильма про Алёшу Поповича, о чём-то беседовал…
На самом деле он не беседовал, а как раз ржал как богатырский конь. А его собеседник, рассмешивший ректора до слёз, лишь слегка улыбался, демонически почёсывая бородку. И кроме его разбойничьей щетины да слишком красивой, аристократической руки, с длинными пальцами, изящной и правильно поставленной как у артиста балета, я для себя ничего интересного и не увидела.
С недоумением пожала плечами: что в этом не первой свежести мужике нашла Лерка?
Глава 2. Софья
Глава 2. Софья
Немножко помят, что для его «под сорок» скорее норма. Изрядно уставш. Слегка потаскан. Судя по выражению вселенской скуки на лице, давно всем пресыщен, опытен, бывал, искушён и пользуется успехом. А судя по лёгкой небрежности и эдакой пижонской неряшливости, с которой он соединил кожаную куртку, шёлковый шарф и военные берцы, презрительно высокомерен и крайне уверен в себе.
Ну что ещё можно сказать, опираясь на первое впечатление? Как бы определил один известный в узких кругах австралийский социолог (
Но ошарашенный вид Лерки вопил о том, что она обладала какими-то фундаментальными знаниями о потрёпанном самодовольном мужичаре, отчего и застыла коркой на безе, выпучив глаза.
Владелец тёмной густой волосатости привычно и не задумываясь оценил нас раздевающим взглядом. Две параллельные морщины прорезали сократовский лоб в ответ на телефонный звонок. Массивные часы солидно блеснули на запястье, когда он приложил трубку к уху и отвернулся.