– Мяууу, – протяжно проголосил он.

Когда Брендон включил нижний свет, полосой загоревшийся чуть выше пола, увидел, как на него преданно смотрят два глубоких янтарно-медных глаза.

– Тише, Снупи. Давай-ка постараемся не разбудить Натали, хорошо? – Шепотом попросил он любимца, хотя и понимал, что её сейчас даже танк не поднимет. Кот, будто бы прекрасно понимая все его слова, заурчал, а затем начал обтираться о его ноги, выпрашивая свою порцию «ням-няма». – Сейчас, дружок. Только устрою нашу гостью. – Продолжал говорить он питомцу. Войдя в гостиную, положил карточку на тумбу. – Посиди-ка тут немного, хорошо?

Снупи заурчал сильнее, а затем послушно плюхнулся на пол, ожидая пока хозяин вернется, а затем вкусно его накормит.

Осторожно Брендон поднялся по лестнице наверх, прошел через холл и несильно толкнул дверь спальни. В окно бил яркий свет от луны, освещая каждый уголок комнаты. Неторопливо подойдя к кровати, мужчина отогнул одеяло, а затем медленно наклонился, укладывая Натали на мягкую простыню. Она снова выдохнула и шевельнулась, но рук при этом не расцепила. Слабо улыбнувшись, Брендон сделал попытку ослабить её хватку. Не без труда и не сразу, но у него всё же получилось. Он бережно положил руки Натали рядом с ней и уже собирался отстраниться, но помедлил. Лунный свет делал её лицо совершенно иным. И Брендон поймал себя на мысли, что не может от него оторваться. Казалось, сердце стучит в груди, как бешеное. Весь мир вокруг перестал быть ему нужен. Она находилась рядом, у него дома, в его постели, такая близкая, родная его сердцу, и внезапно ему захотелось, чтобы так было каждый день. Ему захотелось каждый день ловить её улыбку. Каждый день иметь возможность прикоснуться к её рукам. Каждый день ощущать на своих губах её вкус. И каждый день тонуть в её неземных глазах. Но ещё больше, чем всего этого, ему хотелось каждый день смотреть на то, как она спит. Смотреть каждую отведенную на это минуту. Всю оставшуюся жизнь. Потому что это было лучшее, что он когда-либо видел.

Натали проснулась от невыносимой, просто дикой жажды. В горле было сухо, словно в пустыне, и даже обильная слюна не помогла исправить положение. Перевернувшись на бок, она непроизвольно сморщилась и застонала, инстинктивно схватившись за голову. Виски и затылок пронзила такая запредельная боль, что терпеть её оказалось самой настоящей мукой. Сказать, что в её памяти зияла огромная черная дыра – ничего не сказать.

Какого черта ей так плохо и почему она ничего об этом не помнит?

Немного уняв боль и кое-как открыв глаза, Натали сморгнула несколько раз, а затем, когда зрение нормализовалось, сморгнула снова. И ещё раз. И ещё. Так. Либо накануне она нехило ударилась головой, и именно поэтому теперь не узнает собственной комнаты, либо это комната не её.