— Но? — спросил я, мои слова стали жесткими. Ей не понравилось. Она его ненавидит.

Она ненавидит меня.

— Это ничего не меняет, — ответила она через мгновение. И это больно. Очень.

— Почему ты не хочешь увидеться со мной? — спросил я, испытывая отвращение к собственному голосу. Любовь к этой женщине окрыляла меня. Но и делала таким чертовски ничтожным. И именно в моменты ничтожности я чувствовал, что не могу выбраться из ямы, в которой оказался.

Я знал, она думала, что может изменить меня. Она вступила в эти отношения, видя меня запутавшимся зависимым, который нуждается в спасении. И вдруг я не могу не чувствовать, что она не заботится обо мне, а я являюсь лишь проектом ее благотворительности. И это злит меня.

Так что я цепляюсь за гнев, потому что с ним справиться легче, чем со страхом, что я теряю ее навсегда. Мысль о том, что такая девушка как Обри может заботиться обо мне, о человеке, которым я был, кажется почти оскорбительной. Потому что она заслуживала большего. И я боялся, что наступит день, когда она это осознает.

Мои руки дрожали, и я потел. Я ощущал знакомую слабость в желудке. Я потянулся к прикроватной тумбочке и открыл ее, ища коричневый бутылек, который я знал, был там.

— Я хочу увидеть тебя, Макс, — произнесла Обри, и я слышал ложь.

— Тогда приезжать, хоть ненадолго, — умолял я в последний раз.

Я услышал ее вздох в тот момент, когда моя рука сомкнулась на бутылочке, которую я искал. Я встряхнул ее. Она была пуста.

Дерьмо, она была пуста.

Я открыл крышку, думая, что мне уже кажется, но там ничего не было.

Я бросил бутылек через комнату. Обри говорила что-то на том конце, но я больше не слушал.

— Макс? — произнесла она, когда я ничего не ответил. Я был слишком занят, обыскивая свою комнату, ища что-то, что толкнет меня через край. У меня должна быть где-то здесь таблетка.

— Я должен идти, — ответил я приглушенным шепотом.

— Что случилось? Ты в порядке? — спросила она, ее голос обеспокоенный.

О, так теперь она хочет играть в обеспокоенную подружку? Если она так сильно боится, то ей лучше быть здесь, около меня, помогать мне, когда я нуждался в ней.

Она была единственным, что могло мне помочь.

Но она не придет. Она целенаправленно оставалась в стороне.

— Все нормально, Обри. Оставайся, мать его, в стороне. Мне плевать, — рявкнул я раздраженно. Я знаю, я все себя как задница. Но она не оставила мне выбора. Я должен повесить трубку. Должен перестать думать о ней.