Я ждала у дверей интенсивной терапии, когда они распахнулись, пронзительный сигнал экстренной ситуации, когда необходима реанимация пациента наполнил комнату. И я познала страх. Познала ужас. Я узнала какого это, когда твое сердце умирает.
Я продолжала ждать, пока жизнь Макса висела на волоске.
Я наблюдала, как дядя Макса ушел из больницы с Лэндоном, который рыдал. И я думала, что все. Макс умер.
Больше ни в состоянии просидеть там ни минуты, я спросила у медсестры о Максе. Когда она спросила, кем я ему прихожусь, я солгала и ответила, что я его сестра.
Медсестра скептически осмотрела меня, но не стала раскрывать мою очевидную ложь. Они кликнула несколько раз в компьютере, прежде чем дать мне информацию, которую я жаждала.
— Он в критическом состоянии. Но стабилен. Они начали процесс детоксикации, — объяснила она.
— Хочешь пойти туда и увидеть его? — спросила она меня.
Я отошла от стойки регистрации.
— Нет, — ответила я и покинула Центр экстренной помощи.
Я поехала домой. Когда добралась туда, Рене ждала меня.
И она была не одна.
— У нас компания, — произнесла Рене, бросая на него яростный взгляд.
Брукс встал.
— Привет, — произнес он, и я сорвалась.
Я просто сорвалась.
Я побежала к нему и обняла его руками за талию, уткнулась лицом в его свежую, чистую рубашку, и зарыдала.
Брукс замер в ту секунду, когда я прикоснулась к нему, но меня начало трясти, мое тело охватили спазмы от силы моего рыдания, он усилил свою хватку, его рука успокаивающе поглаживала мою спину.
— Обри, что не так? Что произошло? — спрашивал он снова и снова, но я не могла говорить. Не могла вымолвить ни слова.
Рене присоединилась к нам, и двое моих лучших друзей держали меня, пока я распадалась на части.
Когда я перестала плакать из-за Максу, из-за себя, за