Ровно через месяц она почти обнаженная позирует ему для портрета. Еще спустя месяц он рассказывает ей тайну о том, что в смерти родителей виновата ее сестра. На третий месяц она понимает, что живет только ради него. Ради Габриэля. Роза не знает, что он взял фотографии трехлетней давности, где Саша был со своей бывшей. Что сестре заплатили деньги за ложь. Что бывшая ждет ребенка от другого мужчины и тоже обманула ее из-за денег.

Роза меняется. Ее душа больше не принадлежит ей.

– Злу не нужно разрушать души – это слишком затратно. Нужно лишь отыскать подходящую щель, сквозь которую можно проникнуть внутрь, – говорит Габриэль, поведав нам эту историю. – Роза стала моим любимым даймоном, моей отрадой, моей любовью. И одной из первых, кто сыграл на смерть, проходя свой личный лимб.

Габриэль наконец убирает от меня свои руки и подходит к Матвею.

– Да, я не случайно выбрал Андрея Веселова, это была моя маленькая месть для тебя, друг мой. Месть за то, что ты спас эту девчонку. Скажешь, что это глупо? Но я не тот человек, который забывает обиды. Поэтому я решил отнять твоего младшего брата. Посмотреть, что из этого выйдет. К тому же он был идеальной жертвой – уверенный в несовершенстве мира, тихо бунтующий в своей сломленной душе, но боящийся выходить с лозунгами на улицы. Тоскующий в одиночестве, но истерично отрицающий любовь, потерянный, насмехающийся над искусством, ищущий смерти. Послушай, Матвей, твой брат ведь действительно искал ее – существовал без смысла жизни и каких-либо целей. Читал умные книжки, твердил модные заповеди, переживал экзистенциальные кризисы один за другим. При этом он не был лишен благородства еще одной человеческой слабости, следующей после доброты. Идеально. Роза быстро очаровала его. И все его представления о любви и мире поломались. Те принципы, которыми ранее он обложил свои душу и сердце, разрушились, и Андрей стал чертовски уязвимым. Думая, что своей смертью защитит Розу, он спрыгнул с крыши.

Ровный тон Габриэля вдруг резко меняется, на лице появляется отвратительная гримаса, искажающая его привлекательные черты. Габриэль дергается, снова подскакивает к Матвею и бьет его по лицу, по груди, по животу.

– Пожалуйста, перестань! – кричу я. – Не трогай его!

– Заткнись! – велит мне Габриэль, тяжело дыша, и поднимает злые глаза на искореженные лики ангелов. – Вам весело, да? Весело? Хохочите своими немыми ртами, если сможете!

И он сам хохочет, словно одержимый, и кружит вокруг нас, запрокинув голову. Почему словно? Габриэль действительно одержимый. Он одержим тьмой. Это жутко, и я почти не дышу от страха. Я сама стала страхом, пропиталась насквозь его ядом. Я – ядовитая.