Крики даймона его совершенно не трогают.

– Я все сделаю быстро, – обещает Стасу Константин и залепляет его рот. От его криков разрываются уши.

Он сдерживает свое обещание. Габриэль напевает какую-то песню без слов – мелодичную и веселую. Константин идет к Элле. У нее связаны только руки, и она пытается убежать. Получится ли у нее это? Нет.

Она падает, ползет, утыкается в стену, в дальний угол, и кажется, будто над ней возвышается величественный белокрылый ангел.

– Иди ко мне, – говорит Константин и хватает Эллу.

– Постарайся без особой грязи, – просит его Габриэль.

Взмах ножа. Полные ужаса крики. Эллы и Стаса. Отвратительный звук рассекаемой лезвием плоти. Булькающие звуки, от которых внутри все сжимается. И тишина.

Мои глаза плотно закрыты. Я бы хотела, чтобы мне кто-нибудь закрыл уши, но не могу. Снова плачу который раз за сегодня. Мои слезы болезненны. И мне кажется, что по моим щекам скатываются драгоценные камни.

Невыносимо пахнет ржавчиной, и по горлу поднимается тошнота. Я слышу странный звук – как будто по полу что-то тащат, и понимаю, что это тащат Эллу, которая молчит. Теперь она будет молчать всегда. Целую вечность. Интересно – существуют ли души? Глупый вопрос.

Габриэль поет. Эллу утаскивают. И я все же открываю глаза. От Эллы остаются лишь воспоминания и кровь, забрызгавшая стену; она же размазанной дорожкой тянется к выходу. Стас потрясенно смотрит на стену, в заколоченные глаза ангела, под которым умерла его девушка. Он все еще не может осознать, что случилось. Он не может понять, что потерял близкого человека. Он сломался.

Я тоже не могу поверить, что где-то там, за стеной, только что человека насильно лишили жизни. Но я не хочу ломаться. Я уговариваю себя держаться до самого конца. Ради Матвея и Алисы. И ради мамы. Море в моих запястьях еще бьется.

– Мне нужно подумать, что делать со всеми вами, – задумчиво говорит Габриэль, снимая маску монстра и оглядывая нас мертвыми глазами. – Какую игру придумать? Я дал сестре второй шанс, а она меня снова предала. – Его взгляд останавливается на мне, и я вижу, как по его щекам текут слезы. – Как ты могла, Лиля, как? – Он садится напротив и кладет голову мне на колени. – Ты выбрала его. Разрушила все мои планы. Почему ты не такая, как Роза? Почему ты меня не любишь?

Он бьет меня по щекам, обнимает и снова бьет, обжигая хлесткими ударами, называет то мамой, то Розой, то Лилей – в его голове все спуталось окончательно. Я чувствую лишь глубокое, въевшееся под кожу отвращение. Ни боли, ни страха, ни ненависти.

Он болен злом. Он омерзителен и не заслуживает даже надежды. Кто-то скажет, что он несчастен, но людей, которых несчастными сделал он, так много, что ими можно заполнить всю эту большую комнату.