– Уверена, – сглотнула она и посмотрела вниз, где рука, не слушаясь, ползла вверх по его бедру.

Он ее остановил, прижав сверху своей.

– Думаю, мы договорились.

Парень поднялся. Карина, потеряв равновесие, чуть не упала. Ловкие руки удержали ее за плечи и усадили на место. Она закрыла глаза и рот, покраснев, но медленно кивнула. Душа уже пыталась разреветься, но вокруг сидели, стояли и ходили люди. Справа, совсем близко обедали двое парней. Из-за столика сзади внимательными глазами ее поедала девочка лет десяти, жуя картошку фри. Женщина с левого бока уставилась в их сторону со стаканчиком кофе в руке. Та смотрела в окно, но девушке казалось, что все следят за ней. Пришлось опять тяжко вздохнуть, усмирить протест и смять собственные чувства, чтобы забросить ломаным комком на дно сознания.

– Почему ты имеешь надо мной такую власть? – его взгляд теперь душил не через стекло.

Все лицо обернулось к ней. Персиковые губы стянулись кривой дугой к правой щеке чуть наверх. Она вглядывалась в его черты, мягкие и контурные, которые позволяли лепить любые гримасы, но сейчас все линии казались строгими и непластичными.

– Почему именно я? – спросила она в ответ, сознательно погружаясь в синие глаза, и обхватила его запястье.

Тепло кожи передавалось по нервам к сердцу, но этого стало мало. Хотелось полностью к нему прижаться. Голой к голому, чтобы ничто не мешало ощущениям.

– В смысле?

– Ну, почему из всех девчонок на курсе ты в меня решил влюбиться? – ее голос немного дрожал, потому что глотку сжимал изнутри твердый спазм накопившейся боли.

Парень улыбнулся. Плечи чуть приподнялись на секунду.

– Ты самая красивая, наверное.

– Я серьезно, Зайкин, – она мотнула головой, отрицая услышанное. – Даже та же Игнатьева объективно красивее меня.

– Даже та же Игнатьева сперва видела во мне только клоуна, – быстро ответил он, вперив в нее взгляд. – А ты – человека в клоунском костюме.

Ком боли уменьшался, освобождая дыхание. Уголки губ потянулись чуть наверх, а потом стало стыдно.

– Я всегда тебя так грубо отшивала, – заговорила в ней совесть.

Под намокшими ресницами веки опустились. Зайкин усмехнулся и вскинул голову.

– Это не обидно. Я привык.

– Я просто не хотела повтора. Ну… то есть… все опять бы думали, что я нашла другого мажора. И… сплю с ним по расчету.

– Это так лицемерно, – засмеялся Зайкин.