Светлый фон

Только любовь и боль — вот что осталось в Игнате. И сожаление, что они с Ярославой не могут быть вместе.

Мачеха вышла сухой из воды — ей повезло. Выпуталась и подставила его самого. Отличный ход. Но он не собирается сдаваться. Игнат целенаправленно сделал вид, что раскаивается, что перепутал, не так понял, был на эмоциях… Что будет работать и вообще сделает все, чтобы вернуть расположение отца. Но на самом деле Игнат решил затаиться. Он выведет мачеху на чистую воду, это лишь дело времени. А пока она пусть думает, будто бы он смирился.

Игнат не собирался дать ей возможность разрушить жизнь отца. И пусть пока что отец ведет себя как идиот, он переждет и сделает свой ход конем. Только чуть-чуть попозже. А пока будет наблюдать.

И любить Ярославу.

Но никогда не признается в этом. Никому.

С этими мыслями Игнат взял книгу — он читал то, что читала Ярослава, и это будто помогало ему быть ближе к ней. И вышел из библиотеки, но возле спальни сводной сестры замедлил шаг, надеясь, что она выйдет, и он увидит ее. Но нет. Дверь не шелохнулась.

Ему представилось, как она засыпает, и Игнат улыбнулся. Тогда, ложась спать, он впервые мысленно назвал ее Ясей.

Глава 64. Зависть

Глава 64. Зависть

Могут ли деньги менять? Раньше мне казалось, что да, и что богатство и положение портят людей, но став падчерицей одного из богатейших людей города, я поняла другое — меняется отношение. Когда другие люди начали узнавать, что теперь мой отчим — Константин Елецкий, они начинали иначе со мной общаться.

Кто-то отстранился, как Настя Крылова, которую раньше я искренне считала своей подругой. Она вдруг стала делать вид, что не слышит меня и не видит. Не замечала в компании, перестала переписываться со мной в личке, лишь изредка отвечая на мои сообщения в беседе группы и нашем общем дружеском чатике. В общем, отстранилась, хотя пару раз я ловила на себе ее долгие задумчивые взгляды, и это, честно сказать, мне не очень нравилось. Она больше не была той веселой и легкой в общении девчонкой, от нее веяло отчуждением, и это напрягало.

Кто-то, наоборот, начал общаться со мной так, будто бы мы были лучшими друзьями, хотя в конце прошлого семестра мы всего лишь перекидывались общими фразами. Несколько одногруппниц и одногруппников буквально атаковали меня своим дружелюбием, от которого мне становилось не по себе. Меня начали звать на все тусовки, хотя раньше я никогда на них не бывала, и ненароком пытались через меня пригласить и Игната Елецкого, думая, наверное, что мы с ним реально общаемся как брат и сестра. Мой статус в глазах таких людей вдруг необъяснимым образом поднялся так высоко, что мне становилось не по себе от ослепительных улыбок, бесконечных заявок в друзья и комплиментов, от которых отдавало фальшью. Меня звали на дни рождения, на пикники, на свидания. В кино, кафе, в клубы. Меня хотели видеть всюду, но я этого не хотела.