Еще мы очень много разговаривали — обо всем на свете. О мечтах и планах, о привычках и страхах. О настоящем и будущем. Прошлое почти не затрагивали — нам обоим не хотелось о нем говорить. Игнату больно было вспоминать сестру и родителей, который когда-то были вместе. А я молчала о своем детстве. Во-первых, любое упоминание о монстре опускало настроение на дно, во-вторых, я не могла выдать Игнату тайны мамы, и это ужасно мучило. Мне хотелось быть искренней до конца, я не умела по-другому, а тут приходилось скрывать некоторые вещи, и из-за этого я почему-то в душе стала злиться на маму, хотя в разговорах с ней по телефону и вида не подавала.

Между мной и Игнатом искрило все так же, что дыхание захватывало. Я безумно хотела этого человека и знала, что это взаимно. Но сейчас, став парой, мы не торопились — будто поставили на паузу свою страсть, зная, что все равно будем вместе, и однажды это неизбежно произойдет. А еще мне казалось, будто Игнат дает мне время привыкнуть к себе, а потом, когда мы разговаривали, гуляя по заснеженному саду, сказал странную фразу:

— Не хочу, чтобы ты думала, будто мне нужно только одно.

Я лукаво взглянула на него.

— Почему же?

— Потому что люблю, — коротко ответил Игнат, обнимая меня за талию.

Это был второй раз, когда он говорил о своих чувствах, и это заставило сердце наполниться теплом. Я же не говорила о любви — мне было слишком сложно произносить такие слова. Я была из тех людей, которые считали, что говорить о любви нужно редко, ведь это слово обладает слишком большой силой. Чем чаще говоришь о чувствах, тем они слабее. Хотя после этой прогулки, лежа в кровати рядом со спящим Игнатом, я поняла, что, наверное, все дело было в том, что я просто никогда не умела выражать свои чувства, а на любовь с самого детства у меня стоял запрет. Подсознательно мне не хотелось таких же отношений, какие были у мамы и монстра, а ведь они были моим единственным примером отношений. Именно поэтому я и не встречалась с парнями до Елецкого, который каким-то образом смог сломать стену, отделяющую меня от мужчин.

Слушая дыхание Игната в ночи и чувствуя тепло его тела, я вдруг поняла, что хочу освободиться от этих запретов на любовь.

Я имею право любить. Я имею право выражать свои чувства. Я имею право быть счастливой. Я засыпала с этими мыслями, положив голову на грудь Игната. И субботним утром проснулась в отличном настроении, однако Игната рядом не обнаружила — он ушел. Я умылась, почистила зубы, привела себя в порядок, надела длинную широкую футболку, которая заменяла мне платье, и пошла искать Игната, чтобы позавтракать вместе с ним. Погода на улице стояла ясная, солнечная, и ноябрьский снег за окном искрился под лучами. Обычно в ноябре, после своего дня рождения, я чувствовала тоску по лету, но этим ноябрем все было иначе — он казался таким же прекрасным, как все остальные месяцы.