— Па, быстрее! Ну пошли уже!

— Будешь так орать, никто вообще никуда не пойдет, — сказал, как отрезал. Хотя разве мог Артем Викторович хоть в чем-то отказать своей дочери — долгожданной, драгоценной и такой любимой? Конечно, не мог!

Море с утра было особенно приятным. Может быть, немного еще не прогретым, но что такое не до конца прогревшаяся вода аборигену или ребенку? Каких-то полчаса — и будет в самый раз. Выходить из нее, один черт, не хотелось. С Женечкой он нанырялся так, что у самого в ушах свистело. Или это уже возраст давал о себе знать? Артем Викторович держал себя в форме максимально, насколько позволяло время, и выносливость считал сильной своей стороной. А тут поди ж ты — свистит. Но Женя легких путей не ищет и спуску другим не дает, потому, когда и ей надоело изучать морское дно, на котором, если честно, они нашли мало интересного, кроме нескольких сердцевидок и рачков-отшельников, она придумала новую забаву. И теперь использовала отца вместо трамплина, вскарабкиваясь ему на плечи и заставляя подбрасывать себя в воду.

Радостно визжа, дочь разбрасывала брызги и устраивала маленькие цунами, пока солнце взбиралось выше по небосклону, окрашивая все вокруг золотистым искристым светом. И даже толпа, барахтающаяся вокруг них, на мелководье, казалась удивительно симпатичной. Очень скоро Женечка засекла еще двух шкетов поблизости, чуток постарше ее, но подобные пустячные препоны она препонами вовсе и не считала, потому после очередного броска ломанулась сбивать барьеры в общении между незнакомцами.

Юрага немного выдохнул, но, не спуская глаз с дочери, продолжал плавать поблизости, чтобы и ей не мешать, и в то же время, следить, как бы чего не вышло. Девять лет — сложный возраст. Вроде бы, уже в школу ходит своими ногами, а сама плавать не умеет. Еще утопнет.

Вытаскивать ее было еще сложнее, потому что ребенок, который попал на пляж, даже в девять лет ведет себя как трехлетка, возмущаясь, умоляя, торгуясь и выпрашивая еще хоть пять минуточек, когда у самого уже зуб на зуб не попадает.

— У тебя губы синие! — пытаясь изобразить стальную волю, спорил с Женей Артем Викторович.

— А когда можно?

— Когда плавки высохнут.

— Так сухие уже!

— Не придумывай.

— Ничего я не придумываю. Посмотри, сухие!

— Женя, у меня плавки — мокрые.

— Твои большие, они долго сохнуть будут! — откровенно и очень чистосердечно возмутилось чадо и демонстративно раздуло щеки. Куцый мокрый хвостик на затылке тоже приуныл, а Артем едва сдерживался, чтобы не заржать, потому что прекрасно ее понимал. Еще помнил, что сам был такой же. Упертый.