— Задолбалась ты, у тебя в отдыхе необходимость.

— Леш, какой отдых… я же не физически устала.

— Я б тебе напиться предложил, но с тобой неинтересно.

— Я ведрами пить не умею, Леш. Да и на мои таблетки нельзя.

— Снова что ль?

— Да. Иначе совсем тяжело. Я не хочу обратно в психушку, мне нельзя. Ты потерпи меня сегодня, ладно? Я сама себя раздражаю — ною и ною, но что-то мне совсем тошно.

— Надо — ной. У дядь Леши годовщина скоро, вот тебя и размазывает.

— И это тоже. Ты со мной на кладбище поедешь? Я всегда сама, но в этот раз, наверное, лучше не надо.

— Съезжу. Батя тоже поедет. Тетю Нину возьмём.

— Нет, мама точно одна захочет. Она с папой разговаривает, я случайно услышала как-то.

— А ты не разговариваешь?

— Разговариваю. Как ты думаешь, если бы папа был жив, все было бы по-другому, наверное?

— Димаса бы не было. Дядь Леша людей насквозь видел, — Лешка пощупал меня за плечо, которое обнимал и спросил, — ты чего тощая такая? Шур, ты ужинала?

— Нет.

— А обедала?

— Кажется.

— Ясно. Пошли.

Плавно и незаметно тему Леша менять так и не научился. Зато мясо, зараза, жарит божественно, даже замороженное.

— Чай налить? — спросил Ольшанский, когда я расправилась с огромным стейком.

— Да. У тебя сигареты есть? Я забыла купить.