Этот гад приложил все усилия, чтобы я оказалась на скамье подсудимых. Безжалостный дьявол, мерзкий мажор, золотая молодежь! Никакие доводы следствия, что все улики смазаны, вторичны и нет свидетелей, не убедили его. Не знаю, чем, деньгами или властью, но он добился, чтобы дело рассматривали в суде.

Перевожу взгляд на прокурора. Об этом человеке ходят легенды. Ни одного проигранного заключения. Что может сделать против этого юридического монстра мой зеленый адвокатик, совсем мальчишка.

Ни-че-го!

«Я выдержу! Обязательно!» – повторяю про себя эти слова, как молитву. – Ради Матвея выдержу. Ради нас! Пусть только у него все будет хорошо!»

– Встать! Суд идет! – произносит секретарь.

Люди начинают подниматься, шурша одеждой, плач матери становится громче. «Господи, об одном прошу: дай мне силы!» – моя молитва похожа на стон, рвущийся прямо из сердца, но мне сейчас так нужна поддержка!

– Мы начинаем заседание районного суда столицы. Слушание номер сто тридцать восемь «ДТП со смертельным исходом и сокрытие с места преступления». Ответчик – госпожа Арина Васильева, пожалуйста, встаньте.

– Вставай! – приказывает конвоир и дергает меня за локоть. – Чего расселась?

Я пытаюсь подняться, но колени подгибаются. Качаюсь в сторону, ударяюсь плечом о решетку, вскрикиваю от боли.

– Пьяная, что ли? – шипит на меня конвоир и дергает вверх. – И когда успела?

Все плывет перед глазами, я едва вижу прокурора, который приближается ко мне.

– Если бы вы были более осторожной, то эта жизнь могла быть спасена, – говорит он.

И каждое слово тяжелым камнем падает на голову, отчего я опускаю ее все ниже.

– Простите, – только шепчу в ответ.

– Не у меня надо просить прощения, – грозно с высоты своего роста вещает прокурор. – Эти люди, – широкий жест в сторону родителей жертвы, – потеряли дочь. Ваше безответственное поведение отняло жизнь у девушки.

– Лера, доченька! Как же так вышло?

Протяжный стон несется по залу, и люди встряхиваются, начинают перешептываться, показывать на меня пальцами.

Слезы текут по щекам, капают с подбородка. Вытирать их руками, скованными наручниками, неудобно, отчего чувствую еще большую неловкость и стыд.

– Простите, – поворачиваюсь в сторону родителей.

– Оправдать такой поступок невозможно! – хлопает ладонью по столу прокурор, я вздрагиваю и втягиваю голову в плечи.