– …Что, Камалов, надеялся выйти чистеньким? Чужими руками обелиться? Тебе мало было поступить со мной, как сволочь, убить морально, так ты решил меня унизить? Разыграть между своими дружками, как приз, чтобы они своей грязью затерли твою?!

– Замолчи, Костеркова, и следи за языком. Да кому ты нужна!

– Ну, не тебе точно. И знаешь что, мне на это плевать! И на твоих друзей тоже! На всех вас! Лучше расскажи им, как ты к ним на самом деле относишься, а то ведь они не в курсе. Думают, ты их ценишь и уважаешь, х-ха!

– Заткнись, сказал! Кто тебе поверит? Ты вообще пыль здесь!

– Это ведь Ильченко смеется, как жирный кретин из которого выстреливает попкорн? Он, бедняга, так старается тебя рассмешить, что достал до печенки. У Бобрика классная тачка и деньги отца, но интеллект землекопа, а Стрельбицкий – высокомерный кретин! Ну что, поверили?..

– Влад, ты правда такое про нас говорил?

– Не слушай ее, Авдотий. Не видишь, она двинутая! Истеричка ненормальная!

– И как я только могла думать, что ты – особенный? Скрывала отношения, поверив тебе, что так будет лучше. Что ты заботишься обо мне, потому что тебя донимают ревностью бывшие подруги. Вот смотрю на тебя, Камалов, и ты для меня хуже лживой, противной жабы! Для которой ее болото оказалось важнее солнца!

– Ты в своем уме, Рыжая? Это ты-то солнце? – какая-то девица срывается со стула и вцепляется в руку Камалова, словно Броня его сейчас у нее отберет. – Ты себя в зеркало видела, ущербная? Да Влад бы никогда на такую, как ты, даже не посмотрел! Размечталась, рябуха!

– Поверь, и посмотрел и даже такой, как я, рассказывал о высоких чувствах. Играл, конечно. Я ведь рыжая и конопатая, меня нельзя любить по-настоящему, разве только от скуки и пресыщения такими худыми, злыми воблами, как ты!

– Что? Ах ты, мерзавка! Да я тебя…

Сцена перед нами разворачивается некрасивая и заметив, как подруга Влада бросилась на Костеркову, я кричу, проталкиваясь сквозь парней:

– Стой! Только попробуй ее тронуть!

Но Броня сегодня в ударе, и сама останавливает девицу, схватив с ближайшего стола и выплеснув ей на грудь стакан с клюквенным пуншем.

Напиток попадает и на Камалова, его подруга противно верещит, что ей испортили брендовое платье, и парень, сдвинув челюсти, шагает вперед. Он ловит запястье Брони и дергает девушку к себе, но тут же получает от нее звонкую пощечину. Такую же хлесткую и болезненную для его гордости, как и ее слова:

– Не смей меня трогать, трус! Я рада, что сказала тебе все в лицо! Мерзкая жаба!

– Дура… Он же ей этого не простит, – слышу я от его друзей, и в подтверждение словам, Влад рывком хватает девушку за одежду и в ярости толкает от себя в грудь, опрокидывая спиной на стулья. Чем-то ей грозит, но чем, я уже не слышу. Мы с Ясей обе налетаем на него и, кажется, на его мокрую курицу тоже. Дорожкина бьет родственника по затылку, я по шее, и ногой отпихиваю лезущую в драку девицу.