Знаете, наверное, не стоит так думать, но все же… эта беда рассеяла черные тучи над нашей семьей. Катя с Тимуром поставили точку на больной для них теме и закрыли ее. Тимур и Руслан… О-о… Если б вы только видели этих двух братьев. Они стали не разлей вода. То вспоминали какие-то забавные случаи из детства, то дурачились, как маленькие, то вместе смотрели футбол, когда Руслан подменял меня в больнице, то Тимур обещал надрать брату задницу, как только встанет на ноги, за то, что тот съел все его орешки.

Стены этой больницы помогли решить нам еще одни важный вопрос. Который раньше поднимался много раз. Который приводил папу в бешенство. Который, наверное, не решился бы так просто, при других обстоятельствах.

В какой-то день папа пришел в палату, когда Тимур спал и, глядя то на меня, то на него, тихонько сказал мне такую вещь:

 «Когда Лика рассказала мне, как ты укрывала Тимура своим пальто в тот момент, когда он лежал на земле, я понял, что только небо, рухнувшее на землю, сможет разлучить этих влюбленных голубков».

― И то навряд ли, ― шепнула я и добавила: ― Потому что небо, которое спасло нашу любовь, никогда не позволит себе такую слабость. Даже если ему сильно-сильно захочется поцеловать землю.

А еще папа сделал все, чтобы уберечь меня от щупалец, которые тянули ко мне журналисты, я не смотрела новости, не заходила в соцсети, не отвечала на звонки одногруппников, забросила автошколу. Единственное, мне не позволили бросить институт окончательно. Катя и папа настояли на том, чтобы я перешла на заочное отделение. Что я и сделала.

В тот день, когда мы с папой приехали в универ, чтобы написать заявление о переводе на заочку, клянусь, я прошла все круги ада. Осуждающие взгляды студентов преследовали меня в коридорах, на меня показывали пальцем, шептались. Если бы рядом в тот момент не было папы, то я бы, наверное, развернулась и бросилась вон.

Трояна любили почти все девчонки этого универа. И теперь они смотрели на меня так, словно это я пыталась его изнасиловать, а потом еще и утопила в реке.

Никто кроме меня не знал его настоящего, ни одной из них он не показывал свое истинное лицо, ни перед кем не снимал маску обаятельного, недоступного, строгого и изредка шутливого преподавателя. Поэтому и скорбели по нему эти тупоголовые курицы. Поэтому многие теперь ненавидели меня. А когда мы выходили из универа, Одинцова, выкрикнула мне вслед: «Ты чуть не убила Тимура, дрянь!»

И папа сорвался.

Он подошел к ней, сжал кулаки и при всех ее подружках прочитал такую нотацию о том, что нам пришлось пережить, что Одинцовой пришлось сгореть со стыда