— А Молот?

Наблюдаю в окно, как из чёрного внедорожника выходит большой, просто громадный, брюнет, приподнимает воротник лёгкой чёрной куртки и, не теряя ни одной секунды, словно по видимому следу, идет в кафе.

— Он — мои кандалы. По сути, я свободна, но не могу уйти. Он связывает по рукам и ногам, давно уже надел на меня рабский ошейник, который душит и почему-то не даёт утонуть одновременно.

Грустная, с философскими мыслями наперевес и пространными рассуждениями вместо задорного смеха и колких комментариев по поводу и без, такая Милана меня не на шутку напрягает. Внимательно слушаю свою собеседницу и стараюсь не глазеть на Демьяна, чтобы не выдать его присутствие. С ним нас ещё официально не знакомили, но заочно мы все его знаем. Ему очень идёт седина на висках. Некоторые мужчины с возрастом только хорошеют, жаль, что с женщинами это не работает. Он смотрит на Милану сверху вниз с детской радостью. Так бывает, когда ребёнок потерял игрушку, а потом, через несколько дней её нашёл.

— Жалуешься на меня, — присаживается к нам за столик.

— Хоть кто-то же должен знать, что ты изверг, — откидывается Мила на спинку стула. — Даже не надейся, что мне станет стыдно, я чувствую тебя за километр. И буду говорить о тебе всё, что захочу, потому что не вру ни на грамм.

— В смысле изверг? Этой ночью я был нежен, как никогда, — самодовольно улыбается мужчина, захватывая в свою лапищу маленькую девичью руку и целуя её. — Раз уж собралась говорить правду, то будь честной до конца.

— Что? Мила! — Возмущаюсь я, во все глаза пытаясь рассмотреть румянец, что проступает на девичьих щеках. Вот это номер! Косолапова умеет краснеть. Чудо просто!

— Да, что Мила? — Буквально выдёргивает свою руку из капкана. — Я ничего не помню, значит, не было, — говорит, пытаясь отодвинуться подальше от мужчины, но все её попытки тонут в одном властном движении. Молот просто притягивает стул, на котором она сидит, поближе к себе.

— Совсем инстинкт самосохранения потеряла? — Довольно жмурится, забирая у Милы чашку с остатками кофе и допивая её содержимое.

— Мам, а что такое инстинкт самосохранения? У меня вот нет такой болезни, — появляется рядом со мной дочь, а за ней и Волков.

— Вот и я этим не болею, — вздыхает Косолапова, махнув на всё рукой.

После знакомства с нами, Молот уговаривает Милу поехать на работу на его машине. Она морщится, но соглашается. Встаёт и тянется к пальто, но Демьян опережает и помогает девушке одеться. Моя малышка смотрит на парочку с подозрением, а я уже планирую, как стрясти с неё новости последних дней, которыми подруга не спешит поделиться. Дочка рассматривает их, несколько раз порывается что-то сказать, но умолкает, а потом всё же выдаёт: