Бросаю на него хмурый взгляд и швыряю фен на пол, а затем направляюсь в гардероб, выбрать что-нибудь из одежды. Я знаю, что мне следует снять с вешалки, но в порыве чистого ребячества беру что-то другое, надеваю и быстро застегиваю молнию. Выхожу из гардероба и надеваю черные замшевые туфли на каблуках, а затем направляюсь прямиком в ванную. Я осознаю его массивную фигуру сбоку от себя, следящую за каждым моим движением. Бросаю быстрый взгляд, проходя мимо, замечая его руки, слегка засунутые в карманы брюк, и веселое выражение на лице. Я не удостаиваю его временем или красноречием, вместо этого направляюсь к зеркалу в ванной и на скорую руку наношу макияж.

Джесси встает у меня за спиной, его чудесный освежающий аромат бьет прямо в нос.

— Что, по-твоему, ты делаешь? — спрашивает он, все еще источая веселье.

Прерываю процесс нанесения туши и отстраняюсь от зеркала.

— Макияж, — отвечаю я, зная, что он не это имеет в виду.

— Позволь перефразировать. Что, по-твоему, на тебе надето?

— Платье.

Его брови касаются линии волос.

— Давай не будем начинать день на плохой ноте, леди. — Он подает мне черное платье-карандаш. — Надень платье.

Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, и поворачиваюсь за платьем, после чего, не говоря ни слова, выхожу из ванной. Я надену платье, но только потому, что достаточно взвинчена. Меня не только выдернули из рая, но, как и было предсказано, еще и спихнули с седьмого неба под названием Джесси. Лондон не делает нашим отношениям абсолютно никаких одолжений. Нет, позвольте перефразировать. Джесси в Лондоне не делает нашим отношениям никаких одолжений.

Изо всех сил стараюсь сделать все возможное, чтобы продемонстрировать неудобства, которые он причиняет, не то, чтобы его это беспокоило. Джесси терпеливо стоит и наблюдает, как я снимаю недозволенное платье и заменяю на разрешенное. Заведя руку за спину, хватаюсь за молнию и тяну вверх, но успеваю пройти только половину пути, как маленький кусочек металла выскальзывает из пальцев. Быстро нащупываю его снова, но история повторяется.

Закрываю глаза, ненавидя необходимость просить самодовольную задницу о помощи.

— Застегни, пожалуйста, молнию.

— Конечно, — воркует он, и в следующую секунду прижимается к моей спине, его рот у моего уха. — С большим удовольствием, — бормочет он, провоцируя свирепую волну предательского покалывания, которая прокатывается по телу. Он перекидывает мои волосы вперед, берется за молнию и дергает.

— О, боже.

— Что? Сломалась? — Я могла бы рассмеяться. Не потому, что платье испорчено, мне оно нравится, а потому, что знаю, он не отправит меня на работу с распахнутым материалом на спине.