— И вам того же, голубки, думаю, вам нужно купить пижамы. — Веселый тон Кэти заставляет меня съежится еще больше. — Или, по крайней мере, не снимать нижнее белье. Я буду на кухне готовить завтрак.
Слышу торопливые шаги, удаляющиеся от нашего обнаженного шоу, и в отчаянии выдыхаю, снова роняя голову Джесси на грудь. Он посмеивается. Ему хорошо, я его скрываю.
— Доброе утро, детка. — Он раздвигает ноги, и мое тело оказывается между ними. — Дай увидеть твое личико.
— Нет, оно ярко-красное. — Утыкаюсь ему глубже в шею, будто мое смущение может исчезнуть, если спрятаться достаточно глубоко.
— Какая застенчивая.
Знаю, он ухмыляется, и я была бы рада обойтись предположениями, но он не позволяет и заставляет меня покинуть мой уголок, чтобы убедиться. Он действительно ухмыляется.
— Может, отведем тебя наверх?
— Да, — ворчу я, прекрасно понимая, что приход Кэти, должно быть, означает, что времени много, но сейчас мне все равно. Похоже, я пытаюсь добиться, чтобы меня уволили, и мне не пришлось бы доставлять Джесси удовольствие выполнять его требование, увольняясь самой.
Осторожно сажусь и проверяю, где Кэти, затем громко смеюсь, когда Джесси тоже садится, высовывая голову из-за спинки дивана, чтобы проверить. Он смотрит на меня, приподняв брови, и слегка озадачен моей маленькой вспышкой.
— Что тебя так развеселило?
— Ты выглядишь как сурикат!
Я хихикаю, откидываясь назад и полностью обнажая себя. Сквозь неудержимый приступ смеха поднимаю руку, чтобы поправить лифчик на груди, будто это спасет мою скромность, когда я без трусиков.
— Угомонись! — смеюсь я.
Он фыркает со смесью веселья и обиды на свою истеричную жену и мягко отталкивает меня, чтобы освободить ноги, прежде чем встать и обхватить мое дрожащее тело. Меня, все еще смеющуюся, забрасывают на плечо, и когда он шагает к лестнице, передо мной встает великолепный вид на его упругую задницу.
— Там, откуда я родом, это означает нечто совершенно иное. — Он шлепает меня по заднице. — Это тебе нужно угомониться.
— Я знаю, что это значит. Я иронизировала. — Я провожу ладонями по его спине. — И я не угомонюсь.
— Мужчина может жить надеждой.
Он перепрыгивает через две ступеньки за раз, но я не подпрыгиваю и не трясусь у него на плече, и он не пыхтит и не сопит. Нет, он взлетает по подсвеченной снизу ониксовой лестнице, как бывалый спецназовец.
— Вот. — Он ставит меня на ноги и включает душ. — Залезай.
— Надеюсь, теперь ты будешь запирать дверь своего кабинета, — говорю я, когда перед моим мысленным взором возникает образ милого, невинного лица Кэти.