– Да, все отлично, – бесстрастным голосом ответила Мелоди. – А вы как?

– О, я как? Тоже замечательно. Сама понимаешь – насколько это возможно в мои годы. Завтра ведь у Эдварда день рождения? – улыбнулась она.

– Да, – с великим изумлением ответила Мелоди. – Да, но откуда ты знаешь?

– Как же мне не знать? Он все-таки мой внук. Я все время о нем думаю, особенно второго августа. Ему же будет восемнадцать?

– Да, восемнадцать.

– И как он? Как дела у Эдварда?

– У Эда все отлично. Сейчас вот ждет результатов экзамена на аттестат уже о полном образовании и размышляет, чем заняться дальше.

– О, я так рада. – Казалось, ее мать вздохнула с облегчением, это услышав. – И так замечательно тебя увидеть, Мелоди. Это просто чудо. И выглядишь ты славно…

– Ну, я бы сама так не сказала…

– Нет, правда! Ты теперь такая взрослая женщина. Такая красивая женщина. И я очень горжусь тобой.

При этих словах Мелоди почувствовала вспышку гнева. Глория Браун не имела права ею гордиться! Вообще никакого права!

– А где папа? – сменила она тему.

– О, милая, его не стало еще в прошлом июне. Да, прошлым летом, в июне.

– Ох, надо же… – Мелоди помедлила мгновение, ожидая в связи с этим каких-то эмоций, однако так ничего и не испытала. – А что с ним случилось?

– Болезнь Альцгеймера. И вдобавок инсульт. Для него это было лишь облегчение. На самом деле облегчение. Последние несколько лет были для него очень трудными. Действительно, очень трудными. Но все же без него жизнь как-то… опустела. Без него, знаешь, одиноко.

Мелоди кивнула. Она исполнилась сожаления к этой женщине, совершенно искреннего сожаления. Но та сама навлекла на себя это одиночество. Глория жила ложью, полный масштаб которой был пока Мелоди неизвестен, – но это все равно несомненно была ложь. Ясно, что умышленно Клайв и Глория Браун не подчищали в ней воспоминания о той жизни, что была у Мелоди до встречи с ними, – однако они определенно не сделали ничего, чтобы помочь ей разблокировать память.

– А что с твоими волосами? – спросила она сухо, едва ли не со злостью.

– Ах да, мои волосы, – Глория сокрушенно потрогала свой парик, – они и так-то были всегда слабыми. А потом, – тяжко вздохнула она, – когда твоего отца не стало, они как будто окончательно сдались. Почти как я, на самом деле. – Она улыбнулась, жалкой, слезливой улыбкой. – Не очень-то приятно ходить лысой, знаешь ли, особенно когда ты дама. Совсем это не красиво… – Но тут же, вырвав себя из этой тоскливой задумчивости, Глория снова улыбнулась: – Ну, а ты как, Мелоди? Как у тебя все сложилось? Еще детей не завела?