— Круз, я попросил ее прервать это.

Я увидел красный. Все, бля. Красный. Я не мог видеть ничего, кроме крови, которую я хотел взять у этого ублюдка за то, как он только что превратил Бира — чертовски удивительного ребенка, которого он не имел никакого отношения к формированию — до «этого».

— Теперь у него есть имя. И личность. Нравится. Не любит. Он рос внутри нее. Сохранить это было ее правом.

— Если бы я остался, у меня никогда не было бы шанса стать кем-то. Я хотел большего для себя.

— Ну, я рад, что ты рассказываешь мне свою версию истории после того, как так долго был таким самоотверженным и стойким. Я действительно начинаю болеть за тебя на пути этого героя к самопознанию, — саркастически сказал я. — Ты планируешь отправиться в путешествие по Европе, чтобы найти себя следующим?

— Она решила за нас обоих. Это было несправедливо, — Роб дернул себя за волосы, качая головой.

— Справедливость вылетела из окна, как только ты повернулся к ней спиной, ублюдок.

Роб потянулся за своим напитком, одним глотком опустошил его и, усмехнувшись, ударил им по столу.

Он поднял глаза, его глаза были пустыми и холодными.

— Ты все еще любишь ее.

А ты все еще нет.

Если бы он любил ее, он бы никогда не поступил так, как поступил. Или вот так.

— Просто помни, Круз. Даже если ты ее трахнул, она есть и всегда будет моим объедком. Я был там первым. Я попробовал ее первым. Я…

Я не дал ему закончить фразу.