Внезапно карета остановилась; размышления об императрицах и принцессах прервались. Путешественник раздраженно высунулся из окошечка. Некто в войлочном колпаке и с дубиною, удерживая лошадей, настойчиво требовал чего-то от возницы.
— Никак местный таможенник? — предположил тот. Глянув в другую сторону, кавалер увидел, что от леска к карете приближались еще двое с дубинами.
— Это грабители! Гони, дурень! — заорал он.
Но возница не понимал по-французски и не пошевелился.
Смуглая рука, унизанная сверкающими перстнями, выронив книгу, ловко выхватила пистолет. Огромный иностранец выскочил из кареты.
— Ганс, на помощь! — заревел он.
Но тот, стремительно спрыгнув с запяток, скрылся в кустах.
— Риго, сюда! — воззвал господин к другому лакею.
Тот, побледнев, очень естественно упал в обморок. Поняв, что помощи ждать неоткуда, кавалер прицелился в грудь разбойнику, который попятился, решив не искушать судьбу, и, устрашенный грозным видом противника, со всех ног бросился прочь. Погнавшись за ним и колотя его увесистой тростью по спине, кавалер дважды выстрелил в воздух, чем обратил в бегство и двух других.
— Сейчас я приведу тебя в чувство, мерзавец! — воротившись к карете, набросился он на лакея, пребывавшего без чувств. Риго предпочел открыть глаза, лепеча, что действительно очень испугался. Это был жалкий французик, нанявшийся услужать бесплатно, лишь за право ехать в Петербург на запятках. Но ему не миновать бы хозяйской трости, не помешай появление Ганса. Покинув спасительные кусты, второй лакей приблизился как ни в чем не бывало и с достоинством встал на запятки.
— Негодяй! — загремел господин. — Жалкий трус. — Он плохо говорил по-немецки, и выбор ругательств был небогат.
Ганс, упитанный лотарингец самого цветущего возраста, задумчиво возразил:
— Я был уверен в храбрости своего господина и хотел оставить для него всю честь победы.
Его наглость развеселила кавалера; влезая в карету, он проворчал:
— Не получишь жалованья за этот месяц.
— Я и за тот ничего не получал, — напомнил Ганс. Пройдоха говорил правду: в кошельке у хозяина было пусто. Только бы никто из них не догадался, иначе льстивые лакеи вмиг превратятся в нахальных и грубых вымогателей. Придется в Митаве продать кое-какие драгоценности, чтобы и дальше оплачивать дорожные расходы. Главное — добраться до Петербурга, обиталища императрицы Екатерины, а там он получит по векселю у банкира Труделя, и на первое время хватит.
— Омниа меа мекум порте (Все мое ношу с собой), — пробормотал он на языке древних римлян — латынь он знал в совершенстве, — снисходительно посмеиваясь над своим безденежьем, и, уютно закутавшись в шубу, поднял с пола кареты Гельвеция.