– Вы как будто сказали, что ее похитили, – заметил Эли Кира. – Но разве она не могла подкупить, например, евнуха, чтобы тот помог ей? Почему вы считаете, что именно моя бабушка, пусть даже и знакомая с этой женщиной, организовала заговор? У вас есть какие-то доказательства? В противном случае я воспринимаю ваши слова как оскорбление! Я лично подам жалобу султану!

Кизляр-ага медленно вытащил из рукава халата свиток пергамента и протянул банкиру.

– Взгляните-ка лучше на это: подписанный самим султаном приказ, дающий нам право на любые действия, необходимые для расследования. Султан не желает, чтобы его друг и великий визирь Чикала-заде печалился по поводу исчезновения любимой жены.

Эли Кира в упор посмотрел на Кизляр-агу, а затем перевел взгляд на старшего евнуха визиря и твердо заявил:

– Я знать ничего об этом не знаю! И если у вас нет более весомых доказательств, чем оскорбительные подозрения, я должен просить вас покинуть мой дом.

– Нет, Эли Кира. Я намереваюсь допросить всех членов вашей семьи. В этот момент, согласно моему приказу, янычары входят на женскую половину дома.

– Да как вы осмелились! – воскликнул банкир, побагровев от ярости.

Он тут же бросился в другую половину дома, и за ним с удивительной для их комплекции прытью поспешили и оба евнуха.

Из помещений гарема Кира уже неслись крики возмущения и ужаса, и сцена, открывшаяся глазам новоприбывших, доставила вельможе нескрываемое удовлетворение: именно этого он и добивался – внушить страх женщинам. Теперь, когда его змеиный взгляд обежал комнату, он понял, что его задумка удалась.

Мариам Кира стояла с мертвенно-бледным лицом, явно очень напуганная, и обеими руками прижимала к себе двух юных дочерей, Ребекку и Сару, пытаясь своим телом защитить их. Ее старшая дочь Дебра, тоже бледная как полотно, стояла рядом с матерью. Старая Эстер Кира сидела в большом кресле, хрупкая, но прямая как стрела и грозная как сокол. В толпе здоровенных молодых янычар уже раздавались крики служанок, к которым явно приставали.

Разъяренный, с перекошенным красным лицом, Эли Кира внутренне содрогнулся, но тем не менее набросился на командира воинов с упреками:

– Хуже этого оскорбления и быть не может, Али Зия! Я немедленно посылаю вестника к султану! Вы обвиняете меня в каком-то заговоре, но не представляете никаких доказательств! Вы вторгаетесь со своими солдатами в женское помещение моего дома, пристаете к служанкам, пугаете моих дочерей! Предъявите доказательства или убирайтесь отсюда!

– Тихо! Замолчите все!

Все взгляды обратились на старую даму в кресле.