Вскоре слезы перестают литься, у меня просто заканчиваются силы. Я откидываюсь на подушку и закрываю глаза.

— Мия, прошу тебя. Не думай сейчас ни о чем, не думай о нем. Тебе нужно отдохнуть, прийти в себя. Мы решим все твои проблемы. Ты непременно получишь ответы на все свои вопросы, — мама гладит меня по голове. От ее размеренного убаюкивающего голоса я чувствую, что проваливаюсь в сон. — Дай себе время…

И время шло. Шло, не смотря на дикую боль, на каждодневную ежесекундную пустоту в груди. Шло вопреки всему. Я просыпалась с мыслью, что хочу снова поскорее заснуть. Во сне ко мне приходил Дэймон. Он ничего не говорил. Я просто смотрела в его глаза и ничего в них не видела. Пустые, лишенные всяких эмоций и чувств, они преследовали меня даже после пробуждения. Он не любил. Сперва, эта мысль обжигала, как раскаленный металл, касающийся кожи. Всякий раз, когда я говорила себе это, я сжималась от странного чувства стыда и жалости к самой себе.

Понемногу боль отступала, уступая место полному безразличию. За день я видела десятки лиц. Врачи, психологи. Одни ставили меня на ноги, другие копались в моей голове. Спустя еще пару недель, кажется, я отдаленно стала походить на саму себя. Мое тело снова стало слушаться меня. Днем я бродила по больничным коридорам в неизменном сопровождении мамы, а ночью пыталась найти компромисс с Морфеем, который в последние дни совершенно не хотел меня пускать в свои владения. Хотя в какой-то момент, услышав мои жалобы на отсутствие сна, доктор прописал мне снотворное и эта проблема тоже перестала меня беспокоить. День сменялся днем. Мама все время что-то рассказывала, и пару раз это даже казалось забавным. Но при всей видимости благополучного для меня исхода, одно оставалось неизменным — сочувственные взгляды окружающих. Мой лечащий врач, медсестры, каждый, кто, так или иначе, меня посещал, смотрели так, словно знали обо мне нечто такое, о чем не знала я. Не надо быть провидицей, чтобы понять, с чем это связано. Лишь глухой и слепой в стенах клиники не знал, что Дэймон меня бросил. Да-да… Как бы я не откладывала момент этого признания самой себе, какими бы словами не маскировала его, факт оставался фактом. Неприглядным, мерзким и мучительно болезненным. Он меня бросил. Наигрался и ушел. Больше здесь нечего добавить. И как мама и говорила, помочь могло только время. Оно помогало. Медленно, неохотно, но, верно.

И вот. Я стою на стойке регистратуры с папкой выписных документов в руках. Последний сочувственный взгляд в мою сторону со стороны уже знакомой девушки. Слабо улыбаюсь в ответ, пытаясь сохранить последние крупицы достоинства, которые оставил мне поступок Дэймона.