Больной урод. Три года прошло. Три чёртовых года. Она уехала. Вычеркнула давно из жизни. Забыла. Братец уж точно постарался, чтобы забыла.

Выдохнул. С садистским удовольствием попытался вспомнить последний разговор. Но будто в насмешку надо мной сознание подкинуло совершенно другую сцену. Лестничную клетку. Сигаретный дым, которым провонялась не только куртка, но и волосы. И девчонка на пролёт выше с коробкой в руках. Светловолосая. В безразмерной одежде. И смотрящая на меня сверху вниз. Прищурился тогда, думая, что брежу. От батареи отошёл, думая, что перегрелся. Бредить стал. В ушах звон стоял, а в горле мигом пересохло.

Чёрт. Засунул голову под ледяную струю. Тут же затылок заломило от холода, но я простоял минуту, вымораживая к чертям собачьим все мысли. Нафиг.

— Музыкант. Ноги в руки и на ринг, — дверь с грохотом распахнулась. От неожиданности дёрнулся и затылком приложился о кран. Ледяная вода на спину и грудь змеями заструилась. Выругался. Вырубил воду и выпрямился. Увидел собственное отражение и криво усмехнулся. Глаза бешенные. Мокрый, точно пёс бездомный. Я и есть та псина, что, несмотря на пинки хозяина, ждёт его возвращения. И ласкового взгляда.

Видимо мозги отморозил, раз сравнения такие полезли. Что же ты наделала, Мишка? Что ты наделала?

В зале привычный рёв, кислый запах пота и крови. Вышел на ринг, взглядом смерив противника. В два раза больше меня. Усмехнулся. Жизнь подбрасывает в мой котёл всё больше и больше дерьма.

Детина оказался неповоротливым. С лёгкостью вычислил его слабые стороны. Но взгляд Ворона был предупреждающим, поэтому пришлось скакать по рингу, выводя из себя противника.

— Перегибаешь, Музыкант. В следующем раунде должен лечь, понял?

Я кивнул, вытирая лицо полотенцем и глотая воды. В горле всё драло.

Раздался удар гонга. Противник тут же ринулся вперёд, кулаком проехавшись по рёбрам. Захрипел. С трудом удержался на ногах. Подслеповато щурясь, кинул взгляд туда, откуда раздался вопль:

— Тошенька.

Всё же хорошо мудак приложил. Галлюцинации начались. Иначе как объяснить тот факт, что вижу сейчас бледное, мертвенно-белое лицо? Глаза серые, точно море зимнее. А в них слёзы. Точь-в-точь лёд у берега, стоит температуре опуститься ниже нуля.

Тряхнул головой. Но видение не исчезло. Сделал шаг. Почти упал на сетку, пальцами вцепившись в сетку. Повис. Ноги не держали. А она смотрела не отрываясь. И плакала, слизывая слёзы с покрасневших от соли губ. Чего плачешь, Мишка? Жалко стало? А три года назад не пожалела. Усмехнулся. Опустил веки. И тут же снова распахнул, не веря тому, что не брежу. Сердце колотилось в глотке. Не от страха. Не от того, что скакал вокруг неповоротливого медведя.