Я давно научилась одному важному и простому правилу выживания- думать только о себе. Оберегать себя. Себя Спасать. Холить и лелеять-тоже только себя. В этом нет никакого эгоизма, не спешите меня осуждать. Поверьте, еще будет, за что. А за это не стоит. Это отнюдь не эгоизм. Это, если хотите, правило безопасности в самолете- обеспечить кислородной маской сначала себя, потом других. Так и у меня- сначала я спасу себя, а потом помогу тем, кто нуждается в моем спасении. Благо, что таких немного. Только мамочка…

Моя мамочка… Наверное, мы скоро увидимся и она снова будет смотреть на меня с любовью и укором. Все так же будет втихаря плакать украдкой о моей непутевой судьбе, попивая элитный британский чаек из сервиза Ерме на своей новой красивой кухне. Да, наверное, сложись у меня все иначе, то сервизов и кухонь бы не было, зато было бы то самое эфемерное в неменьшей степени, чем вселенская справедливость, «счастье». Нечто прекрасное и ужасное, что так отчаянно все ищут, но так и не могут найти…

— Алиина, Вы будете собирать вещи? — слышу позади противный голос помощника Али. Индийский козел. Так и не научился произносить мое имя за все эти годы, пока мы были вместе с его начальником. И исправлять даже уже смысла нет. Всё равно я скоро его уже не увижу. Хоть одна хорошая новость за сегодня, честное слово.

— Мне особо нечего собирать, Раджаб, — бросаю я через плечо небрежно. Мой пульс все еще отбивает аллегро. Голова все еще покруживается. Пару минут- и я буду в норме. Тогда и займусь барахлом.

— Ваш вылет в шесть вечера. Еще в Бейрут спускаться по серпантину. На перевалах может быть снегопад, так что я бы посоветовал не затягивать с выездом, если Вы не хотите лететь на регулярном рейсе, а планируете воспользоваться прощальным жестом доброй воли шейха Али…

Я усмехаюсь себе под нос. Али и добрая воля- звучит так же абсурдно, как попытки этого напыщенного индийского индюка с серо-желтым, изрытым шрамами от прыщей лицом меня сейчас поучать. Я знала, что все эти годы он тайно меня хотел. Дрочил на мои фото, украдкой подсматривал за нами и даже несколько раз воровал мои вещи- нижнее белье и духи- пару лет назад я стала замечать пропажи. Я закрывала на это глаза, потому что вот такое вот тихое обожание лучше, чем затаенная обида и ненависть. В моем деле иметь врагов- непростительная роскошь. Я хоть и вращаюсь в мире больших рыб, все равно маленькая и хрупкая. Они хвостом махнут, воду ртом загребут- меня и нет.

Оторвалась, наконец, от цепляющего вида и вернулась в спальню. На незастеленной кровати все еще валяется бордовая рубашка Али. Пижон. Как же он любит такую вычурность. Все-таки он раздражающий. И как столько лет я его терпела? Глаза пробежались по люксу. Мда, а вещей-то не так мало, как казалось. А собирать лень. Оставить что ли? Мама бы сейчас меня услышала- дала бы жару. Оставлять. Еще чего… А ведь и правда. Еще чего… С чего это я им что-то должна оставлять? Я вообще по жизни ничего никому не должна. Тем более таким, как они… Хозяевам жизни, чертовым пупам земли, только и умеющим, что транжирить денежки именитых родителей…