На неделю пришлось крепко загаситься.

Он выяснил, что Лена купила билеты на троих, и узнал время вылета. Молодец, не подвела, девочка. Дальше только терпеливо ждать. Он не мечтал, что встретится с ней, обнимет дочь: вдруг не срастется.

Тело нашли через день.

Высказали осторожные оценки, опознали, но имя — Андрей Ремисов — прозвучало только к четвергу. Как гром среди ясного неба. Везде — и в аэропортах тоже, усилили охрану. Но должны снять. К концу недели — должны.

В среду обнаружили Максима.

Имя не назвали, но по району и описанию Андрей понял, что речь идет о стрелке. Парня жаль, но сильных эмоций это не вызвало. Он был рад, что не оказался на его месте. Смотрел новости, неподвижно сидя в прохладной затененной комнате. Курил. Ни о чем не думал, ни на что не надеялся. В новостях говорили о нем, но через пару дней появились другие события, и он перестал быть интересным. Все могло вот так закончиться: несколько слов в сводке новостей, ведущие перешли к другой теме, жизнь покатила дальше, а он остался гнить в безымянной могиле. Андрей не мог избавиться от ощущения, что тоже в каком-то смысле умер.

В голову лезли мысли о жизни. О прошлом. Не сожаления — просто цветные картинки, обрывки пережитого. О матери…

Маму жалко.

Не видел ее много лет, но — жалко, когда узнает из новостей, что сын погиб. Пока был в тюрьме, она написала — одно письмо. Он несколько раз перечитал, и не ответил. Много времени прошло. У нее давно должна быть своя жизнь, а ему лучше не выходить на контакт. Особенно с матерью. Он не хотел, чтобы знали: Ремисов поддерживает связь с родственниками.

Будет плакать, конечно… Достанет письма с войны, наверное, хранит. Будет перечитывать, страдать. До рождения дочери он иначе к этому относился. Не понимал так глубоко родительские чувства. Но так лучше, и кто знает, может, не врут, и материнское сердце почувствует: не о ее сыне сказали в новостях.

В середине недели он проехал по старым квартирам.

Забрал все, что могло навредить: левые документы, оружие, телефоны. Уничтожил улики. Даже лучше, что не привязывается к вещам, думал он, сжигая старые паспорта. Эту жизнь выкинет так же легко, как свою первую, нормальную… Хотя не легко… Нет, не легко он пересек черту, отделяющую криминал от армии. Было жаль этих лет — пятндацать, сожранных темнотой.

В день отлета встал затемно.

Привел себя в порядок: побрился, провел по шее ладонями, с нанесенным на них лимонным парфюмом. Швы поджили. Оделся привычно, но тщательно, размышляя, как должен себя чувствовать, вести и выглядеть Андрей Ладов. В груди появилось странное чувство.