Не знаю.

Господи, зачем я все это делала? Зачем? Я же сама страдала, сама сходила с ума от ревности и страха, что Серж не выдержит, бросит меня ради какой-нибудь красавицы-парижанки.

Его беда в его слабости, моя – в неумении прощать.

Теперь я понимаю, многое понимаю, но поздно… В письме Алан рассказывал про путь в вечность, про то, что, если умереть, глядя в Зеркало Химеры, то душа останется в нем до тех пор, пока не переселится в новое тело. Алан умер.

И я умру, скоро, совсем скоро.

Вода остывает, кожа на подушечках пальцев некрасиво сморщилась, а запах лимона стал мягче, слабее, к тому моменту, как меня обнаружат, он совсем исчезнет. Жаль.

Догадается хоть кто-нибудь? Вряд ли. Обследование проходило в Швейцарии, все знают, что в Швейцарии самые надежные банки, самый вкусный шоколад и самые умелые врачи. Именитые и знаменитые, в любой момент готовые совершить чудо, были бы деньги.

Деньги есть, а чудо не состоялось, что было подтверждено повторным обследованием, уже в Англии. Я ездила туда, чтобы убедится: приговор вынесен правильно и обжалованию не подлежит.

Нет, вру, была надежда, что именитые и знаменитые ошиблись. И я бредила с этой надеждой, как когда-то глупая пятнадцатилетняя девочка Ада бредила любовью красавца графа, Сержа Хованского. Я несколько часов кряду рассматривала бумагу с приговором, любовалась, как некогда любовалась медным сердечком, которое обмануло. Оно и сейчас со мной, красивая деталь красивого спектакля.