В тот день, когда за окном ещё был февраль, я снова проснулась на полу.

— Времена идут, а ты до сих пор падаешь с кровати во сне, — послышалось мне.

— Отвали, Брэдли, — пробубнила я в подушку.

Почувствовав, что он до сих стоит в дверном проёме, показала ему неприличный жест рукой.

— Я буду на кухне, когда ты проснёшься, — сказал он, и за ним тихо захлопнулась дверь.

Я перевернулась на другой бок. Спать хотелось невыносимо, а потому соображалось долго. Мне хватило пары секунд, чтобы соскочить с пола и понестись со скоростью ветра на первый этаж.

— Брэдли? — выкрикнула я при виде брата, который не приезжал домой больше месяца.

Он лишь игриво посмотрел на меня. Лицо его повзрослело, скулы покрылись лёгкой щетиной, волосы подросли, но я обратила внимание только на шрам, которому недавно стукнул уже год. Кажется, его почти и нет, но я всё равно вижу, как он разрезает почти половину лба.

— Почему не предупредил, что приедешь? — приземлилась я рядом с ним.

— Только не говори родителям, — начал он. — Но меня, похоже, отчислили.

— Что? — чуть ли не крикнула я. — Ты в своём уме?

— Оказывается, если пропустить больше половины лекций, могут отчислить.

— Чёрт возьми! — гневно протараторила я. — Да все это знают, Брэдли, ты совсем идиот? Ты издеваешься? Ты вообще понимаешь, какое чудо, что тебя с твоей успеваемостью вообще куда-то взяли, не говоря уже про то, что это, блин, престижный университет!

— И что, — улыбнулся он.

Я, кажется, уже догадывалась, что однажды его отчислят. И догадывалась, что ему от этого не будет ни капли досадно, ведь всю свою жизнь он готовился к поступлению в другой университет со спортивной нагрузкой.

— Лучшего в твоей жизни не будет, — повторила я. — Вали в Сиэтл, извиняйся перед преподами, но только не сиди здесь.

Как только он услышал это, его лицо исказилось ещё больше. Улыбка стала шире, а вот моё терпение лопалось окончательно.

— Что ты собираешься теперь делать?

Но он не ответил, вместо этого рассмеявшись на всю комнату так, что со второго этажа послышались шаги папы, который спускался, потому что почувствовал, что в доме стало довольно-таки шумно.

— Тебе смешно? — выкрикнула я. — Чего ты смеёшься?