Я совершенно не в форме, мне больно, и я предательски слаба. Я пьяная и жалкая. Мне страшно и при этом стыдно за себя. Страшно потерять перед ним лицо, а его пристальный взгляд испытывает, проверяет на прочность. Стыдно, потому что я думаю о том, как Егор красив и как возмужал, вместо того чтобы бежать сверкая пятками, пока он не стер в порошок и без того надтреснутое сердце, которое уже не залечить до конца.

Моя ладонь тянется к двери, будто под водой, я даже ощущаю сопротивление воздуха. Дергаю ручку и трясу головой, чтобы избавиться от тумана. Дверь, к моему ужасу, не поддается, и меня накрывает новая волна паники. Я судорожно бью пальцами по панели и пытаюсь найти выход, чтобы спастись от разъедающего чувства пустоты и одиночества, которое преследовало меня шесть — да почти семь! — долгих лет и которое я отрицала ровно до сегодня.

— Выпусти меня, — рычу сквозь зубы, не оборачиваясь. Я знаю, что он за мной наблюдает, как хищный кот за глупой мышкой.

Мгновение спустя щелкает центральный замок, и мне удается распахнуть дверь. Прямо перед движущимся автомобилем. Черт! Я падаю обратно в салон и тяжело дышу. Злюсь на себя за резкость и невнимательность, злюсь на него за напряженную тишину. Меня отчаянно бесит тот факт, что от поступка Ромы мне и на четверть не так больно, как от…

— Сбежишь или поедем? — голос Егора впивается острыми шипами в грудь, заполняя мысли.

Я усмехаюсь — эта иллюзия выбора до смешного фальшива. Он знает, куда надавить, чтобы моя гордость взыграла, слишком хорошо знает. Он и сейчас хладнокровно издевается, а я делаю вид, что это не задевает меня.

Стиснув зубы, я сажусь ровнее и встречаю в зеркале заднего вида его обжигающе холодный взгляд. Замечаю небольшие морщинки в уголках глаз и темные тени, которые залегли ниже. Внутри что-то зловеще клокочет: я до чертиков счастлива, что у него ничего не вышло. Что он работает чертовым водителем, а не пилотом, как мечтал. Эта мысль придает мне сил, чтобы вздернуть подбородок и улыбнуться, сверкая зубами. Не только он знает слабые стороны.

— Так и будем стоять? Может, я опаздываю, — говорю совершенно плоским тоном без намека на ураган, бушующий внутри. Я в его эпицентре, и я спокойна. По крайней мере, пытаюсь делать вид.

Егор на короткий миг сводит брови к носу, но уже в следующий принимает правила игры.

— В пол-одиннадцатого? Интересно, куда?

— Не твое дело.

Если бы он пошутил про Золушку, спешащую домой к полуночи, я бы его треснула, наверное. Думаю об этом, а потом вновь вспоминаю, кто передо мной, и прыскаю вслух — он бы так глупо не пошутил. Это если не считать, что у него вообще проблемы с юмором.